– Да что ж сразу пропадала? – с улыбкой молвила она в ответ, не противясь, когда Малюта привлёк к себе. – От же заскучаем, и днём с огнём не сыщешь!

В следующее же мгновение Малюта крепко ухватил девку за косу, намотал на кулак да как прижал её ко столу, заламывая ей руку до боли. Всё то вершилось под буйное ликованье опричников. Взгляд несчастной метнулся вокруг и неволею пал на Алёну.

– А ведомо ль тебе, паршивая сучка, что воспретил владыка торговать собою? – приговаривал Малюта, дважды приложив уличную девку об стол.

Она вскрикнула от боли сквозь стиснутые зубы. В оторопи не смела она противиться, да и всяко, не было ж ей никакой мощи вырваться.

– От же, похоть да алчность совсем замутнили рассудок, и думаешь, что тебе закон не писан, тварь? – Скуратов вновь вдарил головой девки об стол, разбив лицо ей в кровь.

* * *

Дрожа, кутаясь в рваное платье, девушка переступила порог чёртова кабака. Она провела рукой по голове, и сердце сжималось, когда под ладонью ощущались разрозненные клочья волос, слипшихся от крови.

Девушка обхватила себя поперёк живота, с трудом переводя дыхание. К горлу подступила желчь, её вырвало наземь. Тихие шаги заставили её оглянуться. Со двора вышла Алёна и едва раскрыла рот, так побитая девка упредила её жестом да харкнула ей под ноги.

– Пошла ты, сука подлая! – огрызнулась девушка.

– Дай тебя залатаю, – произнесла Алёна, точно и не ведая злобного настроя знакомой своей.

– Мразь ты! – ухмыльнулась в ответ сквозь боль, сквозь стоящую на устах кровь. – Ото оно, куда пристроилась! Под опричника стелешься, паскуда!

– А ты подо всех подряд, – Алёна развела руками да скрестила их на груди.

– Глядите-ка! Будто бы я одна промышляю запретным да греховным ремеслом! – И девушка залилась хриплым смехом и сызнова сплюнула наземь, никак не в силах совладать с мерзкой желчью, стоявшей в горле.

– Пасть закрой да поди уже прочь! – отмахнулась Алёна.

Пущай побитой девке и многой боли стоила ухмылка её, да всяко ухмыльнулася она напоследок да ушла.

* * *

– Вяземский тебе проспорил? – вопрошал владыка, будто бы невзначай.

Фёдор не сразу разумел речи царской – уж больно шла она в разлад тому, что диктовал владыка. Басманов уловил смысл слов опосля пару мгновений и оторвал взгляд от письма, посмотрел перед собой. Он едва ли переменился в лице, заслышав то имя, но всяко никакого виду не подал.

– Сколь мне известно, нет, – ответил Фёдор, пожимая плечами.

Иоанн стал тенью позади опричника, следя, поспевает ли слуга за речью его.

– Он просил за тебя, – произнёс владыка, глядя на Фёдора со спины.

Басманов сглотнул, отложил перо и обернулся. Его взор был холоден, но решительно жаждал ответа.

– Он просил, – продолжил Иоанн, будто бы Фёдору не было ведомо, о чём нынче речь, – чтобы я отправил тебя за море, в Лондон, вместе с ним.

Фёдор заворожённо ждал, как царь скажет свою волю. Иоанн не спешил с ответом. Басманов тихо вздохнул.

– И что же? – вопрошал опричник, ибо ожидание и впрямь затянулось.

– Я отказал, – холодно ответил царь, пожав плечами.

С уст Фёдора сорвалась тихая усмешка, полная горькой желчи. Он сам не заметил, как рука его впилась крепче в спинку кресла.

– Ещё бы ты, мой царь, иное б рассудил, – Басманов произнёс то с почтенным поклоном, но голос его едва не доходил до преступной дерзости.

Иоанн не мог, а может, вовсе и не хотел скрывать улыбку, полную коварного удовольствия. Он глядел на то, как много укрывается под сей манерностью, которой нынче предавался Фёдор, как плечи его резко опустились, как что-то надламывается от пары коротких слов. В том было упоение, и Иоанн этого не скрывал.

– Ты удивлён? – вопрошал владыка.

– Я? Ничуть, – бросил Фёдор, пожав плечами.

Он поднялся со своего места, неспешно подходя к окну, прислонился к стене, обращая взгляд на улицу. На мгновение улыбка Иоанна остыла. Царю почудилось, будто бы на миг Фёдор стал вовсе бестелесным, и свет проходил сквозь него, и никакой тени не падало на каменную стену. То было лишь мгновение, но холодное дыхание этого видения царь буквально ощутил собственной кожей.

– Я не отпущу тебя, – молвил царь, едва заметно мотнув головой. – Не снова.

– Твоя воля, – ответил опричник, отводя взор к окну.

Верно, что-то ещё стояло на устах владыки, да заметил царь резкую перемену во взгляде Басманова. Оставив всякие толки, Иоанн обратился взором к окну, выискивая, что же смуту да тревогу нагнало на бело чело Басманова.

– Не сдох же, сукин сын… – пробормотал себе под нос Фёдор.

Глава 7

– Ну что, суки тупорылые! – бросил Михаил Морозов, спрыгивая с лошади.

Грубым ударом кнута мужчина огрел подоспевших к нему холопов. Фёдор спустился ко двору уж опосля прочих опричников. Первый круг уж был в сборе – Басман-отец, Малюта, Вяземский. Морозов, пыльный и утомлённый долгой дорогой, с лютым неистовством оглядывал братию.

– Уехал, мать вашу, на чужбину, латинов рубить, а они вон что! – Михаил с новою жестокостью хлестнул кого из конюхов до крови. – И получаю вести из дому, что племянник мой в петле болтается! Уже избралися, твари, кого ставить будете супротив меня на бой кулачный? – вопрошал Морозов, глядя на опричников.

– Да остынь, а? – молвил Алексей. – Племяшка твой хорош! Молчал как рыба! Коли б слово молвил…

– Ты, Басман, совсем рехнулся? – огрызнулся Морозов. – Покойника нынче винишь? Вы мне так просто не откупитесь! Пущай же один из вас, ублюдков, кто допустил расправу над сродником моим, тот и выходит на бой!

Михаил сплюнул наземь, толкая Малюту в грудь, да поднялся по лестнице каменной. Опричники остались во дворе, безмолвно глядя друг на друга, точно бы и вопрошая – как же нынче?

* * *

За трапезою братия притихла. Малюта тяжело вздохнул, едва подавшись назад, и с тем задел нерадивого стольника. По рассечённому шраму Басманов узнал – неряха из нездешних, недавно при дворе.

– А ну, свалил, гнида криворукая! – злобно огрызнулся Малюта, огрев холопа наотмашь по лицу.

Фёдор хмуро глядел на слугу, который что-то раболепно бормотал, раскланиваясь да пойдя прочь.

– Что ж нынче делать будем? – вопрошал Алексей.

– От же кто забеспокоился! Тебя-то да твоего сынишку-то царь воспретил в бой пускать! А нам-то что поделать можно? – буркнул Малюта, вытираясь полотенцем. – Морозов лютый сукин сын да свирепеет год от года. Завалить такого кабана я бы не смог и год назад, а уж нынче-то!

– Да неча прибедняться, Гриш! – усмехнулся Вяземский. – Поди, ты славно управишься! И оно что, царь же