по больницам, заведениям, которым досталось от погромов.

— Тебе надо сидеть в палатах и вязать пинеточки, — нахмурился Дмитрий Алексеевич.

— Надо, — печально вздохнула Ольга Анатольевна. — Но пока никто не знает, я могу еще покататься.

— Мне это не нравится, — продолжил хмурить брови император.

— А мне не нравится, что ты здесь, так далеко от меня, — парировала супруга.

— Боже, женщина… — застонал Дмитрий Алексеевич, поняв, что хитрее и изворотливее женщины может быть только беременная женщина.

— Ну что?! — надула губки императрица. — Я там совершенно одна… Мне, может быть, страшно…

— Тебя охраняют самые верные бойцы.

— Гвардейцы тоже были нашими самыми верными бойцами, — покачала головой Ольга Анатольевна. — Но, как оказалось, далеко не все.

— Не все, — эхом повторил государь. — Однако верных больше, родная. Верных всегда больше.

— Так ты вернешься в Кремль? — состроив печальную мордашку, уточнила императрица.

— Я не могу, — вздохнул мужчина. — Во-первых, защитник из меня сейчас аховый. Во-вторых, это будет неправильно воспринято обществом, а нам сейчас никак нельзя лишаться поддержки простого населения. И в-третьих… Ты — сначала императрица, а потом уже жена, мать и беременная женщина. Соберись. Иначе сожрут.

Ольга прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, изо всех сил держась, чтобы не разрыдаться. Эти дурацкие гормоны просто кошмарно сказывались на ее выдержке!

За дверью послышался шум, прервав тяжелую беседу и отвлекая императрицу от личных переживаний.

— Не больше одного посетителя! — верещал лечащий врач Его Величества. — Никакой работы!

Собеседник ответил что-то негромко, но явно очень внушающее, потому что доктор еще раз что-то невнятно пискнул, и затем дверь, наконец, распахнулась, являя чете Романовых высокого, тощего врача, с самым недовольным видом пятящегося от наследника престола.

— Ваше Величество, вы меня извините, но как ваш лечащий врач, я категорически запрещаю вам вставать и тем более работать! — предпринял последнюю попытку доктор. — Такое истощение! Просто чудо, что вы не погибли!

— Его Величество не будет вставать и работать, — спокойно проговорил цесаревич. — Но он же может дать своему любимому сыну пару советов?

Лечащий врач поджал губы, но что он мог сделать с этими Романовыми?

— И не вставать! — повторил мужчина и вышел, закрыв за собой дверь.

— Отец, матушка, — цесаревич склонил голову, приветствуя родителей, а потому не заметил той гордости, что мелькнула в глазах у императора.

К Дмитрию Романову вошел не юноша и не сын, к нему вошел наследник престола Российской Империи. И это вызывало естественную отеческую гордость и, что греха таить, успокаивало мужчину и немного примиряло с собственной вынужденной слабостью.

— Садись, — государь кивнул на свободный гостевой стул. — Рассказывай, что за советы тебе нужны. А заодно, чем увенчались поиски моего любезного брата.

Брата, которого Дмитрий Романов готов был убить, если бы у него тогда оставалась хоть капля магии.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

После того, как я попал под прицел камер всех телеканалов, а мое лицо оказалось на страницах всех газет, я на себе прочувствовал жизнь рок-звезды. Парни хотели пожать мне руку, угостить сигареткой или бокалом чего поинтереснее, девиц не останавливал статус «помолвлен», они готовы были бросать в меня не только чепчики, но и кое-что не менее кружевное.

Но это простолюдины.

Аристократы вели себя сдержаннее, гораздо сдержаннее. Возможно, тут играло роль воспитание, возможно, мои личные контакты с Ермаковым и, как ни странно, Меншиковым. А возможно, они все просто затаились, ожидая, какое же решение примет по мне император.

По-хорошему ведь меня надо отблагодарить, я же вроде как спаситель Его Величества. Тут, конечно, умные люди понимают, что «спасение» — слишком сильное слово для транспортировки тяжело раненного императора, но пара найденных трупов мародеров в здании не оставила никаких сомнений в вопросе моего геройства у общественности.

Однако отблагодарить-то можно по-разному, это ж Романовы. Машины уже дарили, здание дарили. Учитывая тенденцию, имелся ненулевой шанс обзавестись частным самолетом.

Но все это не имело абсолютно никакого значения, когда я вышел на тренировочный полигон университета. Едва я поднял глаза на Разумовского, сразу понял — с площадки буду отползать.

— Что, герой, говорят, ты Землю открыл? — нехорошо прищурился тренер.

— Есть такое, — не стал отрицать я.

— Получается, сколько стихий? — уточнил он. — Пять?

— Четыре.

— Четыре… — протянул Разумовский. — Ну-ка напомни.

— Вода, Воздух, Земля, Огонь, — отчитался я.

— Что осталось, помнишь?

— Дерево, Электричество, Металл.

— Свет, Тьма, Эфир, — уверенным тоном добавил тренер.

— Ну, это уже из области фантастики, — не согласился я.

— Верно, — усмехнулся Дмитрий Евгеньевич. — Итак, тебе осталось Дерево, чтобы закрыть минимальный набор современного мага. С учетом того, что учишься ты всего лишь полгода, твои результаты уже впечатляют. Сразу должен сказать, как только освоишь Дерево, отправишься к Оле на допрос с пристрастьем и этими ее… датчиками.

Я кивнул, машинально отметив про себя это «к Оле». Не «к Ольге Кирилловне» и не «к Ольге Мегеровне», а «к Оле». Кажется, тренер сообразил, что ляпнул лишнего, а потому решил по-быстренькому замять этот момент.

— Но неравнодушные люди пожаловались мне, что ты у нас можешь творить только две техники одновременно, — заговорил Разумовский. — Что крайне печальный результат для человека твоего разряда.

Эти «неравнодушные люди» могли бы сами попробовать откопаться из-под земли, а потом скакать сайгаком по исторической брусчатке в поисках приключений. Но наверняка Лютый руководствовался своими доводами. Например, что я весь из себя такой прекрасный ценный кадр и меня нужно максимально приблизить к состоянию идеального бойца.

— А сколько, по-вашему, одновременно техник должен быть способен исполнить маг первого разряда? — живо заинтересовался я.

То есть две техники — печально. Значит, технически я должен мочь больше. А больше это сколько — три? Четыре?

— Максимальное количество, что я видел за свою практику — пять, — ответил тренер. — Можешь при случае поинтересоваться у Игоря, но, полагаю, он тоже не видел больше.

Я присвистнул. Мне и две техники-то казалось много, а пять — вообще запредельно. Попытался представить, зачем мне бы потребовалось пять рук одновременно. Вышло с некоторым трудом, но, если предположить, что я выступаю не против очередного отряда наемников, а против армии, пять техник это уже и не так чтобы много.

— Догадываешься, чем будешь заниматься сегодня, да? — спросил Разумовский.

— Угу, — тяжело вздохнул я.

— А я? — пискнула Василиса, решившись прервать наш содержательный диалог.

— А ты, Корсакова, сейчас будешь догонять своего жениха, — объявил тренер. — Точнее, пытаться догнать.

Василиса кинула на меня растерянный взгляд, пришлось ободряюще улыбнуться невесте.

— Мирный, задача на сегодня: держишь огненный шар на одной ладони, ледяной — на другой, вокруг себя поднимаешь воздушный щит, а под ногами пытаешься воспроизвести какую-нибудь каменную кладку, — выдал указание Разумовский.

— Сразу четыре? — возмутился я.

— По одной