– Да. – Тайрелл сел, спустил ноги с кровати, встал – и все это одним быстрым, уверенным движением.

Он огляделся, увидел подготовленный для него новый, девственно-чистый хитон и оделся. Нерина и Монс поняли, что Бессмертный полон энергии, что он теперь будет действовать не колеблясь. У нестареющего тела – юный разум, не замутненный ничем.

Монс преклонил колени, и Нерина последовала его примеру.

– Возблагодарим же Всевышнего, – медленно заговорил священник, – дозволившего новую инкарнацию. Да пребудет мир и в этом цикле, и во всех последующих.

Тайрелл взял Нерину за плечи, заставил подняться. Затем помог встать и Монсу.

– Ах, Монс, Монс, – сказал он чуть ли не с упреком. – С каждым веком во мне все меньше видят человека, все больше – бога. Жил бы ты тысячу четыреста лет назад, посмотрел бы… Когда я проснулся, они тоже молились, но не опускались на колени. Монс, я все-таки человек. Не забывай об этом.

– Ты принес мир планетам, – произнес Монс.

– А значит, заработал награду? Мне дадут поесть?

Монс поклонился и отошел. Тайрелл повернулся к Нерине, привлек ее сильными и нежными руками.

– Если однажды я не проснусь, – сказал он, – ты будешь самой горькой моей утратой. Словами не передать, как мне было одиноко, пока я не встретил бессмертную.

– В этом монастыре нам можно прожить неделю, – напомнила она. – Неделя покоя и уединения, прежде чем мы выйдем к людям. Больше всего на свете хочется навсегда остаться здесь, с тобой.

– Ладно-ладно, – сказал он. – Еще несколько веков, и ты избавишься от этого благоговения. Оно тебе ни к чему. Любовь гораздо лучше, и кого еще я мог бы обожать так же сильно, как тебя?

Она подумала о веках, прожитых им в одиночестве, и все ее тело заныло от нежности и сострадания.

После поцелуя Нерина отстранилась и задумчиво посмотрела на него.

– Ты снова изменился, – вздохнула она. – С виду прежний, но…

– Но?..

– Чуточку мягче, добрей.

Тайрелл рассмеялся:

– Мне каждый раз промывают мозги и закладывают туда свежие воспоминания. То есть воспоминания прежние, но слегка измененные. Век от века жизнь в мире все спокойнее, поэтому нужно перекраивать мой разум, приспосабливать к новой эпохе. Иначе я мало-помалу превратился бы в анахронизм. – Чуть нахмурившись, он спросил: – Кто там?

Она оглянулась на дверь:

– Монс? Нет. За дверью никого.

– Да? Что ж… Итак, у нас неделя отдыха. Она дается, чтобы я все осмыслил, привел в порядок мою перелицованную личность. И прошлое… – Он задумчиво умолк.

– Мне бы раньше родиться, – сказала она. – Я была бы с тобой…

– Нет! – торопливо перебил он. – Я имею в виду, если бы раньше, то ненамного.

– Там было так плохо?

Он пожал плечами:

– Не знаю, что из моей памяти сейчас правдиво, а что нет. Забыто лишнее, и мне от этого легче. Но все же помню достаточно. Легенды не лгут. – На его лицо набежала тень печали. – Были великие войны… весь мир полетел в тартарары… воцарилось абсолютное зло… среди бела дня разгуливал Антихрист… и высоты были страшны людям… – Взор поднялся к низкому и бледному потолочному своду, и тот не стал препятствием для него. – Человек превратился в зверя. В дьявола. Я твердил людям о мире, а они пытались меня убить. Приходилось это терпеть. Хоть я и Бессмертный Божьей милостью, а все же погибал. Я уязвим для оружия. – Глубокий, долгий вздох. – Одной способности жить вечно недостаточно. Меня хранит Господня воля, и я хожу по свету и проповедую мир, и мало-помалу клейменные Зверем вспоминают, что обладают душой, и выбираются из ада…

Таких речей Нерина прежде от него не слышала.

Она нежно коснулась его руки.

Тайрелл вернулся к ней.

– Но с этим покончено, – сказал он. – Прошлое умерло. Мы живем в настоящем.

Где-то в отдалении монахи счастливыми голосами затянули благодарственную песнь.

На другой день она увидела в конце коридора Тайрелла, склонившегося над чем-то темным, бесформенным. Нерина подбежала. Бессмертный стоял на коленях над телом монаха. Девушка окликнула его; он вздрогнул, поднялся на ноги; лицо было бледным от страха.

Она посмотрела вниз и тоже обмерла.

Священник был убит. На горле остались синие следы пальцев, шея была сломана, голова страшно выкручена назад.

Тайрелл шагнул вбок, чтобы заслонить от Нерины мертвеца.

– Надо позвать Монса. – Голос звучал нетвердо, растерянно, как в конце прожитого века. – И побыстрее. Он должен это видеть.

Явился Монс, ахнул и застыл каменным изваянием. Чуть отойдя от шока, заглянул в синие глаза Тайрелла.

– Сколько веков, Мессия? – спросил севшим голосом.

– Прошло с последней расправы? – уточнил тот. – Восемь, а может, и больше. Монс, но ведь на такое… не способен ни один человек.

– Да, – сказал священник. – Насилия уже давно нет, род людской изжил его. – Он вдруг пал на колени. – Из прошлого восстал дракон! Мессия, возврати нам мир!

Тайрелл выпрямился. Белый силуэт, воплощенное непоколебимое смирение.

Бессмертный поднял очи горе и взмолился.

Нерина тоже опустилась на колени. Ее страх убывал – не ему соперничать со жгучей силой молитвы Тайрелла.

Дыханием ветра по монастырю разносился шепот, улетал за окна и возвращался эхом, отразившись от чистого синего небосвода. Никто из внимавших этому шепоту не знал, чьи безжалостные руки сомкнулись на горле монаха. Уж конечно, это совершил не человек. Монс сказал верно: род людской давно искоренил в себе ненависть и жажду душегубства.

За пределы монастырских стен тихий голос Мессии не распространялся. Битва должна вестись тайно, дабы ничто не потревожило долгий покой обитаемых миров.

«На такое не способен ни один человек».

По монастырю пробежал панический слушок: значит, возродился Антихрист.

Все обратили взоры на Тайрелла, на Мессию. Все искали утешения.

– Мир, – говорил он, – и только мир. Не противьтесь насилием злу, кротко склонитесь в молитве, помните, что две тысячи лет назад, когда обитаемые планеты пребывали во власти ада, только любовь спасла человечество.

Ночью, лежа подле Нерины, он стонал во сне, сражался с невидимым врагом.

– Дьявол! – вскричал он и проснулся, дрожащий, в холодном поту.

С гордостью и смирением она обнимала его, прижимала к себе, пока он не уснул.

Нерина и Монс пришли в келью Тайрелла, чтобы сообщить о новом ужасном злодеянии. Опять убит монах, на этот раз зверски искромсан острым ножом.

Бессмертный стоял лицом к вошедшим. И молился. И зачарованно взирал при этом на окровавленный нож, лежащий перед ним на столе.

– Тайрелл… – пролепетала Нерина, но тут Монс сделал резкий судорожный вздох, круто повернулся и вытолкал девушку за порог.

– Стой здесь! – с неожиданной силой и властностью приказал он. – Стой и жди меня.

Нерина