конногорных орудиях), усиленный пехотным батальоном и горной батареей, сражался против турок в районе г. Сенне, прикрывая дорогу Сенне-Хамадан. В начале ноября подразделения отряда дрались против курдов.

После приказа о расформировании отряда, Шкуро выехал на Кубань. В Кисловодске он был арестован местными большевиками. В конце марта Шкуро перевезли во Владикавказскую тюрьму, откуда он через два месяца, после случайного освобождения, бежал на Кубань.

В июне 1918 поднял восстание в Баталпашинском отделе. В боях Гражданской войны проявил себя как талантливый партизан, военачальник, организатор. 9 (22) ноября он был назначен начальником Кавказской конной (в ноябре – 1-я Кавказская казачья) дивизии, переименованной из Кубанской Партизанской отдельной бригады. 30 ноября (13 декабря) он за боевые отличия был произведен Деникиным в генерал-майоры. Командовал корпусом.

После поражений Белых армий юга России эвакуировался в Крым. Не получил никакой должности в Русской армии Врангеля и эмигрировал за границу – во Францию, где поселился в Париже вместе со своей женой…

В декабре 1931 г. приехал в Белград для оформления документов града строилась новая железная дорога, которая должна была соединить старую и новую Сербию. На главном участке работали кубанские, терские, астраханские казаки во главе со Шкуро, заведовавшим работами.

С началом советско-германской войны 1941–1945 гг. Шкуро активно поддержал стремление казаков включиться в борьбу против советской власти на стороне Третьего рейха. Однако по распоряжению Гитлера большинству русских эмигрантов поначалу было запрещено служить в германской армии, и свою деятельность в Русском освободительном движении (РОД) Шкуро смог начать лишь в 1944 г.

После поражения Германии был арестован англичанами и в конце мая 1945 г. передан ими представителям советских властей.

В 7 часов утра 4 июня 1945 г. П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро и другие были доставлены в Москву, на Лубянку…

В соответствии с п. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Краснова П. Н., Шкуро А. Г., Султан-Гирей, Краснова С. Н., Доманова Т. И. и фон-Панвиц к смертной казни через повешение.

Приговор приведен в исполнение.

Все генералы были повешены 16 января во дворе внутренней тюрьмы МГБ СССР (Лефортово). Лишь одного П. Н. Краснова ввиду его возраста расстреляли.

Так вместе со многими другими бывшими белыми генералами и офицерами закончил свою яркую трагическую жизнь генерал-лейтенант Андрей Григорьевич Шкуро.

Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. Дерябин А. И. Крестный путь Казака Андрея Шкуро. Стр. 3–50 (Сокр.).

Встреча с 1-м Хоперским полком

Ф.И. Елисеев

Мы беспечно отдыхали в Ване, как вдруг пронесся совершенно невероятный слух, что с юго-востока по нашим недавним боевым следам в Ван идет знаменитая Кавказская кавалерийская дивизия генерала Шарпантье. В ее составе находился и наш 1-й Хоперский полк – старейший в Кубанском войске. Говорили, что эта дивизия переброшена с Юго-Западного фронта в Персию, обогнула с юга Урмийское озеро и теперь идет к нам на соединение. Это была привилегированная кавалерийская «полугвардейская», как ее заслуженно считали, дивизия.

Ф.И. Елисеев с братом.

Слух скоро подтвердился. На наш бивак въехал квартирьер, он же адъютант 1-го Хоперского полка хорунжий Жорж Ларионов, наш общий друг и сверстник, выпуска 1912 года казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища. На поджаром караковом горбоносом кабардинце, в черной запыленной черкеске, на которой красовались адъютантские аксельбанты и орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, он взбудоражил нас. Восторг многочисленных хорунжих-кавказцев бросил его в их объятия, они забросали Жоржа вопросами:

– Откуда ты? Где ваш полк? Правда ли, что он идет сюда, к нам?

В маленькой черной каракулевой папахе, глубоко надвинутой до самых бровей, с тонким профилем красивого и мужественного лица, с глубокой и уверенной посадкой в седле, он скромно, почти по-детски улыбаясь, отвечал нам:

– Конечно, наш полк идет сюда. Как видите, я прибыл квартирьером.

Мы дружески, без всякой зависти, бросали свои взгляды на его орден, сразу же проникшись убеждением, что наш Жорж есть, безусловно, отличный боевой офицер. В чине хорунжего и в самом начале войны он уже имел этот орден, даваемый в мирное время только за «25 лет честной и беспорочной службы в офицерских чинах», как обыкновенно писалось в реляциях. В нашей бригаде этого ордена еще никто не имел.

У нас экстренное собрание всех офицеров на тему – как встретить родной по войску полк?

Решено – каждая сотня готовит обед и фураж для лошадей «однономерной» сотни хоперцев. Офицеры угощают офицеров.

С этим вопросом старший среди нас, командир 4-й сотни, пятидесятилетний есаул Калугин, ветеран полка, обратился к полковнику Мигузову. И каково же было наше удивление, как и возмущение, когда мы узнали, что командир полка «не разрешает делать встречу».

Офицеры-кавказцы жили очень дружно между собой. 30-летняя служба полка в Закаспийской области, изолированного от всех, выработала в них чувство военного товарищества, чести и гордости за полк. Мигузов, терский казак, не любил кубанцев. Это мы знали.

– Ну и не надо!.. – загомонили все и решили: – Сотни угощают на свои сотенные артельные экономические деньги, а мы, офицеры, – на свой счет.

Это означало, что угощение шло не на полковой счет. Общество офицеров полка в императорской армии имело свои права.

Кавалерийская дивизия была уже в нескольких верстах от Вана, когда мы, три офицера, подъесаул Маневский, хорунжие Кулабухов и Елисеев, выехали ей навстречу. Под чахлыми, обветренными деревьями у горной дороги мы нашли спешенный штаб дивизии. Солидный и довольно рослый генерал лет пятидесяти, брюнет, платком вытирал пот со слегка лысеющей головы. Это и был начальник дивизии генерал Шарпантье. Старший из нас, подъесаул Маневский, представившись ему, доложил о нашей миссии. Генерал, не подавая нам руки, барским тоном кавалерийского офицера ответил:

– Паж-жялуста… нэ двэ чэс-са хэперцы мог-гють к вэм зэйехать…

По-русски, в переводе «с гвардейского», это звучало так:

– Пожалуйста… на два часа хоперцы могут к вам заехать. Маневский, козырнув, спросил:

– А где же 1-й Хоперский полк, ваше превосходительство?

– В эррь-ер-гэрди… (в арьергарде), – небрежно протянул он, при этом все время ударяя стеком по голенищу сапога.

Нам, казачьим офицерам, было очень неловко от такого холодного приема. Мы стояли и рассматривали штаб Кавказской кавалерийской дивизии и самого генерала Шарпантье. Он – «большой барин» и «с кавалерийским шиком» офицер. На нас, казачьих офицеров, генерал смотрит как бы снисходительно. И ответив на два вопроса Маневского, больше ни о чем его не спросил. Маневский, умный и воспитанный офицер, окончивший Московский кадетский