в среде прогрессивного духовенства, а затем стала ведущей идеей романтизма, а-ля Виктор Гюго, до сих пор популярной версией которого является "Я - хозяин своей судьбы: / Я - капитан своей души", переделанная Фрэнком Синатрой и Сидом Вишсом под "Я сделал это по-своему". Хотя сторонники эгалитаризма утверждают, что рынки "порабощают" людей, и поэтому людей может спасти только принудительное освобождение маршем, которое с удовольствием обеспечивают брамины, находящиеся сейчас у власти, laissez faire позволяет вам самим управлять своей жизнью.

Равенство в малой группе - это инструмент против доминирования, "нормативное сопротивление запугиванию", по выражению Гауса. Метание камней делает группу соплеменников или, тем более, соплеменниц равной любому вождю, подобно тому, как револьвер 38-го калибра уравнивает применение силы. Не будет никакого возмездия со стороны родственников, если его брату поручат убить хулигана, или если мы все соберемся вместе, чтобы пострелять из лука или побросать камни.¹⁴ Люди, по сравнению с другими человекообразными обезьянами, необычайно искусны в метком метании, что можно видеть на примере Давида против Голиафа, оснащенного пращой, или аутфилдера, не играющего в "Кабс", который попадает в отсекающего человека. Метание камней в охотничье-собирательской группе обеспечивает равенство достоинств. Как сказал археолог Кристофер Боэм (на которого опирается Гаус), "для того чтобы ранние люди могли регулярно питаться мясом крупной дичи, необходимо было ввести решительную систему политического эгалитаризма... [и] делать это без излишних конфликтов, когда смертоносное оружие было доступно всем. . . . Такова моя гипотеза происхождения морали."¹⁵ "Смертоносным оружием" были, например, у людей позднего каменного века недавно изобретенные лук и стрелы или сотнями тысяч лет ранее ахейские ручные "топоры", которые использовались для разделки самого мяса или метания в падальщиков, а также в высокомерных потенциальных начальников.¹⁶

Гаус не слишком беспокоится о тревоге Хайека - о том, что древние распределительные чувства равенства подорвут высокопродуктивную буржуазную сделку.¹⁷ Я согласен. В аграрных обществах было много начальников, даже централизованных, и они были непродуктивны для бедных, потому что начальники забирали излишки по принуждению. Однако когда в XVII веке вынужденная иерархия начала скрипеть, восстанавливая доаграрное равенство, общества северо-западной Европы стали допускать то, что оказалось чрезвычайно продуктивным равным достоинством в современной, невооруженной форме. Люди хотят достоинства даже больше, чем они говорят, что хотят равенства доходов. И в современной экономике они его добиваются. Если мы будем упорно игнорировать равенство подлинного комфорта, если мы будем проводить популистскую политику против неравенства доходов первого действия, которое дает обогащение бедным в той же мере, в какой оно дает безделушки богатым, мы можем убить достоинство и материальный комфорт для всех остальных. Так уже было, причем неоднократно.

Зависть - сопутствующая опасность. Будучи ненасытной и разрушительной для сотрудничества, ей лучше не потакать. Можно, если захотеть, погубить свою душу, завидуя другим: "Желаю быть похожим на того, кто более богат надеждой, / Подвигом, как он, друзьями одержим, / Желаю искусства этого человека и размаха того". Левый популизм, движимый завистью, охлократия по-гречески, власть толпы, беспокойство Хайека, может нанести серьезный вред, если ему потакать. В чешской народной сказке рассказывается о том, как Иисус и Святой Петр, переодевшись, путешествуют, прося у крестьянских семей еды и крова на ночь. Наконец, щедрая крестьянская пара дает им ночлег. На следующее утро путешественники открывают свои личности, и Иисус говорит: "В награду за ваше благословенное милосердие вы можете получить все, что пожелаете". Муж и жена некоторое время совещаются шепотом, а потом муж обращается к Иисусу: "У нашего соседа есть коза, которая дает молоко для его семьи..." Иисус предвосхищает: "И вы хотите взять козу для себя?" "Нет. Мы хотим, чтобы ты убил козу соседа".

Срежьте эти высокие маки. Не считайте себя кем-то особенным. Так возник современный закон Янте, о котором я уже упоминал (спросите любого скандинава). Историк интеллекта Генри К. Кларк заметил, что срубать высокие маки - это, по выражению Адама Смита, "необщительная страсть", нежелание сотрудничать, убежденность в том, что мое положение впереди вашего важнее, чем назойливый и, вероятно, самообогащающий проект нашего предполагаемого взаимного улучшения, который вы постоянно предлагаете.¹⁸ Правая версия нулевой суммы также поддерживает иерархию и была хорошо понятна в Чехии и других странах до 1800 года. Любой ценой мы должны сохранить то распределение доходов, с которого начали. Нельзя допускать никаких нарушений, даже если [в стиле Джона Роулза] тем самым значительно повышается уровень подлинного комфорта беднейших слоев населения. Испанская пословица гласит: "mal de muchos, consuelo de tontos", т.е. широко распространенное зло утешает глупцов, давая им почувствовать, что в конце концов они равны и им некому завидовать.

Потакание пороку зависти проявляется во многих аргументах левых. Джадт, например, оправдывает налогообложение богатых тем, что оно "снижает социальную напряженность, порожденную завистью". Возможно, было бы лучше, как мы с Генри Кларком, искренне посоветовать людям не потакать пороку зависти. Зависть приводит к множеству мертвых козлов, мертвых душ и мертвых экономик. В конце концов, тот же самый аргумент "социальной напряженности, порожденной" пороком другого, используется для оправдания секвестра женщин в консервативных странах - не только в консервативном исламе; Испания давно стала такой страной. Ортодоксальный иудаизм придерживается той же логики "спасения парней" в отношении женского стыда. Прикройся, дорогая, чтобы какой-нибудь мужчина не возбудился, увидев твою голую руку. Мы должны одевать женщин в чадру, чтобы уменьшить мужское напряжение, порожденное пороком похоти. Надо урезать доходы даже достойных богачей, чтобы снизить социальную напряженность, порожденную пороком зависти.

Повышение в ходе Великого обогащения реальных доходов населения до уровня, превышающего в десять, тридцать или сто раз уровень, существовавший в мире до 1800 года, в расчете на одного человека, имеет все шансы распространиться в ближайшие пятьдесят лет на все остальное человечество. Наши двоюродные братья бедняки унаследуют землю. У них будет достаточно средств для подлинного комфорта и полноценного участия в жизни общества. В последнее время почти для всех нас это становится все лучше и лучше, причем во все большем количестве мест. Через несколько поколений почти все бедняки мира поднимут себе, дом для г-на Бисваса.

Все, что может его остановить, - это связывание улучшений, скажем, коррупционной красной лентой, экологической зеленой лентой или эгалитарной белой лентой. Или, что более прямолинейно, если мы последуем совету некоторых правых, мы можем достать черную ленту и начать стрелять себе в ноги и в головы, как это сделали мудрые и реалистичные, генетически особенные, инструментально рациональные и очень современно мыслящие и разочарованные европейцы в начале августа 1914 года, втянув в ссору всех остальных и отбросив на десятилетия назад первое обогащение. Давайте