— Пока не поздно, Гарвей, — зашептал Джит. — Я предлагаю подыскать Императору более скромное поприще для приложения его талантов. И надлежащее место для этого. Какой–нибудь подвал, я думаю, подойдет. А когда дело будет улажено, то вы и я соберемся и обсудим проблемы Лумбаги. Кстати, сразу должен сказать, что мы, гроасцы, размножаемся, как мухи, и нам скоро будет негде жить! Учитывая это, прошу заранее обеспечить первенство гроасских интересов в определении судьбы Лумбаги.

— Вам незачем там шептаться, — решительным тоном предупредил Император.

— Ибо никто из вас с этой минуты не имеет права совать свой нос в дела Лумбаги. В противном случае воспоследует наказание, означенное в указе номер один.

— Он бредит, — убежденно прошептал Паунцрифл. — Джит, прошу вас быть свидетелем того, что в данный момент, когда я был вынужден ограничить свободу Императора, он находился в невменяемом состоянии. Ретиф, помогите бедняге слезть с трона.

— Интересная акустика в этой комнате, — сказал Ретиф, внимательно осматривая потолок и стены. — Мне на минуту показалось, что Ваше Превосходительство изволили предложить арестовать правителя независимого государства независимой планеты?

— Бунт?! — рявкнул Ретифу на ухо полковник Уорбатон. — К счастью для демократии, здесь нахожусь я. — Он твердой походкой направился к трону. Не дойдя ярдов десяти, он вдруг обнаружил себя парящим в воздухе на высоте нескольких дюймов от пола. Не успели присутствовавшие при этой сцене удивиться, как оказались в положении полковника. Они отрывались от пола легко, словно воздушные шарики. Паунцрифл сдавленно вскрикнул, потеряв опору под ногами. Рядом с ним плавал в воздухе Маньян и еще несколько приближенных к господину послу земных дипломатов. Та же картина наблюдалась и с Джитом и его подчиненными. На ногах устояли только трое: Ретиф, Люкаэль и Император. Впрочем, последний сидел на троне.

— Теперь Мы можем считать, что вы ознакомились с основами нового правления, — обратился Император к висящим под потолком дипломатам. — На этом Мы объявляем аудиенцию оконченной. Всего доброго. И не трудитесь сами покинуть зал — об этом позаботятся другие.

При этих словах раздались одна за другой несколько серий приглушенных хлопков и под воздействием неведомой силы все летавшие чужеземцы пропали из зала.

— Надеюсь, вы не выкинули их совсем с планеты? — спросил Ретиф. — Думаю, что как только их ноги коснутся земли, они приобретут верные реалистические представления о роли дипломатии в развитии Лумбаги.

— Все они обнаружат себя сейчас в подвалах среди мешков с овощами, — сказал Император. — А теперь… Мы объявляем парламент распущенным… Пока… Доследующего раза…

Он сполз с трона, обвился вокруг него клубком и тут же захрапел. Ретиф повернулся к Люкаэлю.

— Отлично сработано, Люк! Я страшно боялся за то, как долго вам удастся контролировать его.

— Если кто–нибудь будет интересоваться, — слабым голосом прохрипел уставший, как собака, суперлумбаганец, — скажи им… что Император… вернется… когда ситуация этого потребует… А теперь Люк проща… прощается с тобой… Ретиффф–ф…

— Господи, Ретиф! — воскликнул первый секретарь Маньян. — Теперь когда все волнения позади, возникает вопрос: а не было ли все происшедшее групповой истерией, кошмарным миражом?!

Они сидели за длинным, красного дерева столом в Императорском Банкетном зале, ужиная яствами от щедрот Корпуса, предназначенными специально для особо торжественных случаев. Сидели вместе с разноликой толпой землян, гроасцев и лумбаганцев.

— Если откровенно, то я до сих пор не пойму, как это глаз или ухо могут летать по воздуху или бегать по лесам и болотам, — поделился своими наблюдениями полковник Уорбатон, ковыряя вилкой в вазочке с икрой. — Все это было бы просто плохим сном если бы не факт того, что я подорвал здоровье из–за проклятой картошки, на которой я сидел на этой планете вплоть до сегодняшнего ужина. — Он нахмурился. — Не знаю, как вы, а что до меня, то организм требует отправки домой на несколько месяцев для основательного лечения. Кстати, я не собираюсь прохлаждаться на госпитальной койке. Буду писать воспоминания обо всех этих событиях. Ну, скажем, так: «К вопросу о важности массовой галлюцинации в военном деле».

— Как насчет «К вопросу о галлюциональной важности военных в делах масс»? — едко подначил Маньян.

— Вот ты где, Ретиф! — воскликнул Глут, подойдя к кульминационному моменту в споре полковника и первого секретаря. — Выходит, ты и впрямь все время был землянином? Не перестаю чувствовать себя в связи с этим несколько туповатым. Это ж надо! Каждую минуту рисковал башкой на пару с заклятым врагом! Слава богу, я вовремя сменил баррикады.

— Ты как–то говорил, что есть два типа землян: мужчины и женщины, — раздался голос неизвестно откуда появившегося Инарпа. — Но я тебе скажу еще раз: все вы для меня на одно лицо.

— Некоторая разница между нами все–таки есть, уж вы поверьте мне, — веско сказал Ретиф.

— А я так и не получил за тебя тот выкуп, — сказал Глут. — Но все равно, я не жалею: все было и без денежек опасно.

— Двух монарших указов для меня хватило, — весело сказал Инарп. — Всю жизнь предпочитаю жить при анархии!

— Еще бы! — присоединился к разговору Маньян. — Анархия проста, как палка. А вот тайные лабиринты большой политики!.. Этого вам, увы, не понять… — Он кивнул в сторону дальнего конца стола, где уединились для беседы Джит и Паунцрифл. — Видите, как сосредоточенно и с удвоенной энергией они обсуждают нынешние реалии? Договариваются о подписании новых протоколов. В деталях продумывают свои отношения с несуществующим правительством Лумбаги.

— Пусть договариваются сколько им влезет. Пусть всюду рассылают срочные депеши. Отлично! — говорил, прихлебывая коньяк, Глут. — Но пусть также помнят, что Легендарный Император начеку, и в нужный момент он всегда окажется на троне! И тогда «торжественный ужин» для господ послов будет проходить в каком–нибудь подвале, на мешках с картошкой и брюквой!

— Не уверен, — холодно возразил Маньян, — что всякий лумбаганец с улицы в состоянии компетентно рассуждать о вопросах императорской политики. Надеюсь, то, что вы путешествовали вместе с господином Ретифом по стране, не вселило в вас уверенности, что отныне можете прыгнуть выше своей головы?

— Ты, наверно, шутишь, землянин, — сказал Инарп. — Глут — министр воображаемых дел лумбаганского правительства в эмиграции.

— Правительства в эмиграции? — удивился Маньян.

— Это единственное место, где оно может принести пользу своей стране и своему народу. Кстати, я только что согласился принять пост комиссара по предрассудкам департамента образования.

— Вы ведь их искореняете? — спросил Маньян.

— Напротив! Зарождаю новые. В соответствии с традициями предков.

— Кстати, о предрассудках, — встрял в разговор Уорбатон. — Мы можем насадить несколько крепких предрассудков нашего собственного изобретения. Например, красиво упакованный миф о том, что земляне могут творить чудеса. Скажем, превращать обычную воду в «Пепси»… Или… — Он замолчал, с ужасом наблюдая за тем, как стакан, стоявший перед ним, вдруг поднялся сам по себе в воздух и стал заполняться темно–красным напитком из невидимого источника. Полковник, боясь пошевелиться, ощутил, как наполненный вином стакан затормозил прямо над его головой и тут же опрокинулся. Бодрые струйки с пузырьками запрыгали по онемевшим изгибам лица полковника.