— Рассчитываю, что двух дней должно хватить — видишь, даже вещей с собой много не взял, — не уловив никакого подвоха в этом вопросе, ответил Габрилянов и кивнул на свой портфель, который он держал в руках. — Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает.

— Думаю, за это время найдем мы твоего Баграта, — обнадежил коллегу Жаров. — Ташкент, хоть и миллионник, но все равно это большая деревня.

— Держи связь с Кухарчуком — он хоть и гнида, но мне подписку давал. И сделай так, чтобы шума от этого скандала не было — сам понимаешь, он ни к чему ни мне, ни тебе.

— Это точно, — кивнул головой Жаров, вкладывая в эти слова свой особый смысл, о котором Габрилянов даже не догадывался.

— Ну, все, я побежал, — взмахнул рукой Габрилянов и направился к залу вылета. А Жаров, постояв еще какое-то время на месте, отправился на стоянку машин, где его дожидалась служебная «Волга». Причем водителя в ней не было — Жаров специально его не взял, вызвавшись лично отвезти Габрилянова в аэропорт. На самом деле водитель был бы лишним свидетелем той встречи, которую Жаров собирался здесь провести. Едва он сел в автомобиль, как в салон забрался еще один человек — Никита Левко, который все это время стоял неподалеку и ждал, когда вернется хозяин «Волги».

— Как ведет себя Широков? — поинтересовался Жаров, едва регбист уселся напротив него.

— Который день канючит — дескать, жарко, в Москву хочу, — ответил Левко.

— Ничего, потерпит — он сюда по делу приехал, за которое хорошие деньги получает. Тем более, кажется, нам подфартило — Габрилянов на пару-тройку дней отсюда убрался, развязав нам руки. Теперь тебе придется подключаться к поискам этого заморыша. Без «черепашки», которую он у нас выкрал, вся коллекция свою цену теряет. К тому же именно «черепашка» дороже всех остальных скульптур стоит.

— Лучше надо было ее беречь, — невольно вырвалось из уст регбист.

— Ты меня учить будешь? — скосил недобрый взгляд на собеседника Жаров. — Твое дело не языком трепать, а дело делать.

— Трудно искать кошку в темной комнате, — философски заметил регбист, продолжая дерзить.

Своего собеседника он не боялся и на эту коллекцию у него были собственный планы. Впрочем, и Жаров тоже не собирался отдавать эти скульшурки своему закордонному товарищу из Брюсселя — он рассчитывал пристроить их по своим каналам. Но для этого надо было отыскать «черепаху», без которой эта коллекция и в самом деле многое теряла.

— Я на тебя прибор ночного виденья надену, чтобы ты лучше в темноте ориентировался, — заметил Жаров и, достав из кармана пачку сигарет, закурил. — Тогда справишься?

— Трудно сказать, поскольку Ташкент — город, конечно, хлебный, но для таких, как мы с вами, вредный, — усмехнулся регбист.

— Ты эту демагогию брось, — теряя терпение, огрызнулся Жаров. — Мы хоть и делаем с тобой одно дело, но из разных инкубаторов. Заруби это себе на носу. А пока пробей одного деятеля — зовут Денисом. Габрилянов мне о нем только что рассказал — якобы это он был тогда с его спиногрызом в общежитии. Вроде бы, этот Денис имеет отношение к здешним ворам. У тебя ведь есть прямые выходы на эту публику?

— Имеются, — согласно кивнул головой Левко.

— Вот и действуй. А Широкову передай, чтобы не канючил — скоро все закончится.

Поняв, что на этом их разговор завершен, регбист выбрался из автомобиля.

Вот уже больше суток в квартире Георгия Заботина была устроена милицейская засада в надежде на то, что туда попадет регбист — Никита Левко. В трехкомнатной квартире находились четверо милиционеров и хозяйка квартиры Ольга Заботина. Ее домашний телефон находился на «прослушке», поскольку разыскиваемый мог легко позвонить по нему в любую минуту. Алексей Игнатов и трое других его коллег из Ташкентского уголовного розыска приступили к дежурству после обеда, сменив бригаду Талгата Агзамова. В большой комнате горел телевизор, где по каналу узбекского ТВ сначала шел художественный фильм «Буйный “Лебедь”», про команду рыболовецкого судна, а затем началась передача «Спортивный Узбекистан». И в тот самый миг, когда речь в ней зашла о предстоящем сегодня вечером футбольном матче между ташкентским «Пахтакором» и донецким «Шахтером», в коридоре внезапно зазвонил телефон. Ольга Заботина, которая находилась в соседней комнате, выглянула из нее и вопросительно посмотрела на милиционеров, сидевших у телевизора.

— Что же вы стоите, Ольга Сергеевна — идите к телефону, — настойчиво попросил женщину Игнатов.

И когда она подошла к аппарату, предупредил:

— Если это Левко, ведите себя естественно — плачьте, когда речь пойдет о вашем брате.

Выслушав это наставление, хозяйка подняла, наконец, трубку. И услышала на другом конце провода голос человека, кого она больше всего боялась услышать — Никиты Левко.

— Привет, Ольга, — поздоровался регбист. — Жорик дома?

— Нет его, — ответила женщина и, как и было оговорено, начала плакать.

— Ты чего ревешь? — насторожился Левко.

— Погиб Жорик — машина сбила.

— Когда? — чуть ли не закричал в трубку регбист.

— Вчера.

— Пьяный был что ли?

— Нет, трезвый. Он за билетами вам обоим на стадион пошел. Купил, а на обратном пути дорогу решил перебежать, чтобы успеть к автобусу. А там грузовик с песком.

— Вот и успел, мудило! — выругался регбист.

— Ты на похороны придешь? — женщина задала вопрос, который ей подсказал, стоявший рядом Игнатов.

— Вот еще светиться на глазах у всех, — раздраженно ответил Левко.

— А билеты не заберешь? — продолжала допытываться хозяйка, пытаясь завлечь собеседника в милицейскую засаду.

— Что я, других билетов не достану? — с усмешкой в голосе, произнес регбист. — Жаль только Жорик уже не сходит. Ну, да ладно, я за двоих поболею. Прощевай, Ольга, — и Левко первым повесил трубку.

Как выяснилось, звонок был произведен с окраины Ташкента — Куйлюка, из телефонной будки возле гастронома. Однако, когда туда подъехали инспекторы угрозыска, звонившего давно простыл след. Но этот разговор давал сыщикам шанс на то, что регбист в этот четверг объявится на стадионе «Пахтакор», где будет играться один из интереснейших матчей не только всего тура, но и целого чемпионата.

И без того небольшой зал кинотеатра был заполнен меньше, чем наполовину. На последнем сеансе демонстрировался старенький советский фильм «Веселые ребята», снятый почти полвека назад — еще в 1934 году. Александр Бородин видел его многократно, любил этот фильм, но вряд ли пришел бы сегодня его смотреть в сотый, наверное, раз, если бы не нужда — очередной сеанс связи с Узбекистаном. Вчера вечером, настроив свою радиолу «Ригонда-102» на волну Ташкента, Бородин услышал в музыкальной передаче «Вечерние мелодии» очередной сигнал о «закладке». Завершающим аккордом в этой трансляции прозвучала «сигнальная» песня Вениамина Баснера на стихи Михаила Матусовского «На последнем сеансе» в исполнении Олега Анофриева. Это означало, что очередное сообщение для Бородина будет оставлено в столичном Кинотеатре повторного фильма в девятнадцатом ряду на девятом месте. Купив билет именно на это место, Бородин вошел в зал и, усевшись в кресло, раскрыл газету «Вечерняя Москва», купленную им по дороге сюда — в киоске «Союзпечать» на углу Страстного бульвара и улицы Горького. В кинотеатр Бородин приехал на метро, придерживаясь привычных правил конспирации — изменив внешность и выйдя из дома не из своего подъезда, а из соседнего, куда он попал, пройдя через чердак.