Его брак, когда-то вызывавший столько порицания и издевательств, теперь прославлялся как образцовый, причем не только для шоу-бизнеса, но и вообще. Хотя почти на всем его протяжении Пол оставался самым обожаемым и желанным мужчиной в мире, он ни разу не навлек на себя даже подозрения в неверности. И все же, будучи вечным перфекционистом, втайне привыкшим терзать себя сомнениями, теперь он упрекал себя за то, что был недостаточно хорошим мужем. «Когда близкий тебе человек умирает, ты жалеешь, что не был все время образцом совершенства, — делился он впоследствии. — А я точно им не был».

Он также казнил себя за то, что в те последние дни в Аризоне не сказал Линде, как немного времени ей осталось. Его так сильно это мучило, что он даже обратился за помощью к психологу — невероятный шаг для человека, жившего под знаком вскинутых вверх больших пальцев.

В июле он приехал в LIPA посмотреть на вручение дипломов первой партии выпускников. В тот день он сказал своему старому другу Джо Фланнери, что Линда незримо присутствует с ним рядом. Директор LIPA Марк Фезерстоун-Уитти, который был среди гостей на лондонской поминальной службе, рассказывал: «После окончания Элтон Джон, Пит Тауншенд и другие подходили к Полу и говорили, какое замечательное дело он делает для детей в Ливерпуле. Я думаю, он тогда первый раз вполне осознал, насколько выдающимся достижением было создание этой школы».

По совпадению в тот же месяц Национальный фонд открыл для публики дом на Фортлин-роуд, 20 — как исторический памятник в одном ряду со знаменитейшими частными особняками Британии. Однако Пол предпочел не посещать тщательно воссозданное холостяцкое жилище, которое он когда-то делил с отцом и братом Майклом. Это добавило бы к свежей трагедии слишком много печальных воспоминаний о смерти матери.

Он чувствовал незримое присутствие Линды и 27 сентября, когда вез их дочь Мэри в старинном автомобиле «испано-суиза» в древнюю писмаршскую церковь Св. Петра и Св. Павла — место ее так долго откладывавшейся свадьбы с телережиссером Алистером Дональдом. Мэри уже была беременна, так же как ее мать была беременна ей в день своей свадьбы, — и это было лучшее возможное напоминание о том, что жизнь продолжается.

Смерть Линды придала новый импульс кампании по привлечению внимания общественности к раку груди, теме, до тех пор окутанной покровом страха и стыда. За следующую неделю на британскую национальную горячую линию по вопросам рака Cancer BACKUP поступило вдвое больше звонков — 64 % — от женщин, решивших, что раз уж жена Пола Маккартни стала жертвой болезни, то они тем более уязвимы. В октябре Пол поддержал инициативу Шери Блэр и бывшей участницы Spice Girls Джери Холлиуэлл, призывавшую женщин «не пугаться, а просвещаться», то есть сделать маммограмму, способную выявить опухоль на ранней стадии, когда ее действие еще можно остановить.

В интервью, данном газете Sun в поддержку этой кампании, он впервые поделился с публикой своими мыслями о Линде: «Она была такой женой, что лучше не пожелаешь. Она поддерживала меня, всегда и всюду. С ней было комфортно, с ней никогда не было трудно. Это был один из самых добрых людей на свете».

После ее смерти он перестал приезжать в загородный дом Истманов в Ист-Хэмптоне, где они с детьми провели так много идиллических летних отпусков по соседству с Виллемом де Кунингом. Тем не менее ему не хотелось отказываться от Лонг-Айленда с его словно нарисованными Норманом Рокуэллом городками и длинными белыми пляжами, подернутыми туманом, и вдобавок находившегося всего в двух часах езды от Манхэттена. Поэтому в декабре 1998 года он купил участок в Амагансетте — деревушке с выходом к океану, примыкающей к Ист-Хэмптону. Как и все его сельские жилища, дом по адресу Пинтейл-лейн, 11 представлял собой простенькое строение, когда-то бывшее двумя сараями и стоявшее посреди леса, который скрывал от посторонних глаз даже лучше, чем писмаршский. Соседи не подозревали о его присутствии, пока какие-то местные детишки не поставили у дороги прилавок с лимонадом: он, проходя мимо, остановился купить себе стаканчик.

На тот момент у него в работе был единственный проект: завершение альбома песен Линды под названием Wild Prairie, который они вдвоем начали собирать в марте, зная, что издать его получится только посмертно. Параллельно снятый шестиминутный мультфильм, который она придумала вместе с режиссером Оскаром Грилло, тем летом показали на Эдинбургском международном кинофестивале, после чего выпустили в прокат в паре с «Заклинателем лошадей» Роберта Редфорда.

Шестнадцать треков альбома почти все были записаны в семидесятых, когда Wings кочевали по студиям, расположенным в разных уголках мира. Среди самых свежих были песня-агитка против скотобоен под названием «Cow» («Корова») — со словами Карлы Лэйн, «Appaloosa» и «The Light Comes From Within» — запоздалый выпад против ее критиков, записанный совсем незадолго перед смертью вместе с Полом и их сыном Джеймсом.

Хотя присутствие непечатной лексики в «The Light Comes From Within» гарантировало непопадание песни в ротацию BBC, Пол так рассердился из-за отказа, что уволил невезучего агента, попытавшегося пристроить ее в эфир. С другой стороны, немного эфирного времени перепало «Seaside Woman» — самой первой песне, сочиненной Линдой, которая изначально была выпущена в 1972 году под псевдонимом Suzy and the Red Stripes.

Люди так сильно сочувствовали ей — и ему, — что Wild Prairie получил вполне уважительные рецензии и достиг середины верхней сотни в чартах Британии и Америки. Никакая благожелательность не заставила бы критиков сказать, что альбом открыл миру доселе недооцененный музыкальный талант, однако, по словам Стивена Томаса Эрлуайна из Rolling Stone, он вполне имел право на существование как дань уважения «женщине, которая по всем свидетельствам была добрым, щедрым и заботливым человеком».

За год до того Британия избрала себе первого премьер-министра, который был открытым — более того, одержимым — рок-фанатом. То, что Тони Блэр когда-то пел в студенческой группе под названием Ugly Rumours («Вздорные слухи») и, одеваясь перед зеркалом, любил играть на «воздушной гитаре», в значительной степени способствовало его безоговорочной победе на выборах. После неуклюжего, погрязшего в коррупции консервативного правительства Джона Мейджора сменившие вывеску «новые лейбористы» Блэра казались глотком изогнутого воздуха[71].

Современно выглядящий, даже хипповатый премьер спровоцировал подъем национальной гордости, в чем-то похожий на тот, который случился тремя десятилетиями ранее (тоже совпавший с приходом к власти социалистов). Тогда СМИ говорили о «Свингующей Британии», теперь — о «Классной Британии» (Cool Britannia[72]) и о сходном творческом взрыве в молодежном искусстве, моде и дизайне. Произошел ренессанс стиля шестидесятых в одежде и внешнем облике, особенно среди мужчин. Национальный флаг во второй раз сделался «прикольной» штукой, которую массово штамповали на кофейных кружках, кухонных фартуках и полиэтиленовых пакетах.