— Зачем? — спросил Лич.

— Это хороший вопрос, — признал Линли. — Отличная версия, Барбара. Отличная. Но если Юджиния Дэвис могла помочь сыну вернуться к музыке, то почему Ричард Дэвис захотел остановить ее? Из двух моих бесед с ним, а также после посещения его квартиры — настоящего мемориала достижений Гидеона, могу с уверенностью утверждать, что Ричард Дэвис очень хочет, чтобы его сын снова мог играть.

— А может, мы смотрим на дело не с той стороны? — не сдавалась Хейверс.

— Что вы имеете в виду?

— Я допускаю, что Ричард Дэвис хочет, чтобы Гидеон снова мог исполнять музыку. Если бы у него и были проблемы с этим — например, ревность, зависть к ребенку, который достиг большего успеха, чем породивший и воспитавший его отец, — то он давно уже мог бы сделать что-нибудь, чтобы помешать Гидеону развивать музыкальный талант. Но насколько мы знаем, этот парень играет с пеленок при полной поддержке отца.

— Похоже на то.

— Хорошо. Но что, если Юджиния Дэвис собиралась встретиться с Гидеоном, чтобы навсегда лишить его возможности играть?

— А ей-то это зачем?

— Чтобы свести счеты с Ричардом. Как вам такой вариант? Если их брак распался из-за чего-то, что он совершил…

— Например, завел интрижку с няней? — предложил Лич.

— Или посвятил всего себя Гидеону и напрочь забыл о существовании жены, женщины, испытывающей горе, женщины, которая нуждается в его поддержке и участии. Она потеряла ребенка, но ей не на кого опереться, потому что Ричарда волнует только Гидеон, только то, как его сын переживет психологическую травму — убийство сестры, потому что ни в коем случае нельзя, чтобы мальчик расстроился и перестал играть. Ведь тогда он перестанет быть сыном, которым Ричард так гордится и который стоит уже на пороге всемирной известности. Он вот-вот должен вознаградить все папочкины старания и воплотить все папочкины мечты. А как же она справляется со своим горем? Как живет и чем дышит мать нашего вундеркинда? Всем наплевать. Она забыта, оставлена наедине с самой собой, вынуждена решать свои проблемы в одиночку. Она не забывает о том, как тяжко ей пришлось в тот период, и, когда предоставляется шанс отомстить Ричарду, она отлично знает, как это сделать. Да, удачно получилось: как раз в тот момент, когда он нуждается в ней.

Хейверс замолчала, сделала глубокий вдох и посмотрела на старшего инспектора и Линли, ожидая их реакции.

Лич не заставил себя долго ждать.

— Как?

— Что — как?

— Как она могла лишить Гидеона возможности играть на скрипке? Что она собиралась сделать, констебль? Переломать ему пальцы? Сбить его машиной?

Хейверс снова сделала глубокий вдох, перешедший во вздох.

— Не знаю, — призналась она, понурившись.

— Вот именно, — фыркнул Лич. — Ну, когда вы это узнаете…

— Нет, — перебил его Линли. — В том, что она сказала, что-то есть, сэр.

— Вы шутите? — поднял брови Лич.

— В этом что-то есть, я убежден. Следуя логике рассуждений Хейверс, мы получаем объяснение тому, почему у Юджинии Дэвис имелся адрес Пичли в тот вечер, а ведь сколько мы ни бились над этим вопросом, у нас даже плохонькой версии не появилось.

— Чушь, — отмахнулся Лич.

— Как еще можно объяснить этот адрес? Ничто не связывает ее с Пичли. Ни писем, ни телефонных звонков, ни электронных сообщений…

— Она пользовалась электронной почтой? — тут же ухватился за новый для него факт старший инспектор.

Хейверс энергично кивнула:

— Да, и ее компьютер…

Внезапно она умолкла, будто язык проглотила.

— Компьютер? — эхом отозвался Лич. — Проклятье! И где же он сейчас? В ваших докладах ни один компьютер не упоминался.

Хейверс растерянно посмотрела на Линли, затем быстро опустила глаза и деловито полезла за чем-то в сумку, хотя никакой нужды в этом не было. Линли взвесил, что в настоящий момент больше отвечает его потребностям — правда или ложь, и остановился на следующем объяснении:

— Я проверил ее компьютер, но не нашел там ничего интересного. Электронная почта у нее была, верно. Однако от Пичли сообщений не было. Так что я не видел смысла…

— Упоминать его в вашем отчете? — проревел Лич. — Да вы вообще знакомы с тем, как должен работать полицейский?

— Мне это не показалось необходимым.

— Что-о? Не верю своим ушам! Чтобы компьютер был здесь, Линли, вы слышите меня? Я хочу, чтобы им занялись специалисты, чтобы они разобрали его на винтики. Вы же не эксперт по компьютерной технике. Вы могли пропустить… Проклятье, вы в своем уме? О чем вы думали? Вы вообще о чем-нибудь думали?

Что он мог сказать в свое оправдание? Что хотел сэкономить время? Избавить кое-кого от неприятностей? Спасти репутацию? Спасти брак? Линли произнес, тщательно взвешивая свои слова:

— Прочитать ее почту было несложно, сэр. Вскрыв пароль, мы убедились, что там не было практически ничего…

— Практически?

— Только одно сообщение от Робсона, и мы с ним уже говорили. У меня сложилось впечатление, что он чего-то недоговаривает. Но в целом не похоже, чтобы он имел отношение к смерти миссис Дэвис.

— Вы что, знаете это наверняка?

— Нет, но так мне подсказывают опыт и интуиция.

— Это они вам подсказали не ставить меня в известность о компьютере? Как мне квалифицировать ваше поведение — как утаивание улик? Или их уничтожение?

— Я принял решение на месте, сэр.

— Решения здесь принимаю я. И я хочу, чтобы компьютер был здесь. Немедленно.

— А как насчет «хамбера»? — осторожно вмешалась Хейверс.

— К черту «хамбер»! И к черту Дэвиса! Ванесса, вы поняли, что делать? Раздобудьте мне тюремные архивы по делу Вольф. Возможно, у нее десяток пособников, и каждый с автомобилем древнее Мафусаила, и каждый так или иначе связан с этим делом.

— Таких данных у нас нет, — заметил Линли. — Зато есть

«хамбер», который ведет нас…

— Я сказал — к черту «хамбер», Линли! Мы все начинаем сначала, забудьте о ваших версиях. Отправляйтесь за компьютером. А когда принесете его сюда, падайте на колени и молите меня, чтобы я не написал на вас рапорт.

— Тебе пора перебираться ко мне, Джил.

Дора Фостер вытерла последнюю тарелку и аккуратно повесила посудное полотенце на держатель возле раковины. С присущей ей тщательностью она выровняла края и повернулась к Джил, которая сидела у кухонного стола, положив ноги на табуретку и разминая пальцами ноющие мышцы спины. Джил чувствовала себя так, будто носит в животе пятидесятифунтовый мешок муки, и не могла себе представить, как она умудрится вновь уменьшиться до своего обычного размера к свадьбе, которую назначили на конец зимы — примерно через два месяца после предполагаемой даты родов.