и переодев костюм, я вышел из гримерной, обвешанной зеркалами и с роялем посередине. На стуле, сразу же за дверью, сидела Женя и держалась за голову. Я сел рядом, благо их оказалось много.

— Что случилось?

Девочка косо посмотрела на меня и не ответила. «Э-э-эх, заразила тут всех Вероника! Ни у кого ничего узнать нельзя».

— Так что же все-таки стряслось?

— Не видишь, голова болит!

— Вижу.

— А чего лезешь?

— Так ведь у вас не поймешь, что у кого болит и когда это все пройдет.

Женя мрачно улыбнулась и откинула голову к стене.

— Слушай, у меня как раз есть таблетки от головной боли. Так, чисто случайно прихватил. Я стал рыться по карманам и достал пластину с розовыми пилюлями.

— Вот, хорошее средство…

Повертев его в руках, я добавил:

— Пардон, это от запора.

На лице девочки проскользнула еле заметная улыбка, а я, зашвырнув пластину за стоящий рядом шкаф, полез в другой карман.

— Нашел! Вот это… это… «От поноса», — прочитал я. — Странно, вроде ничего подобного не клал. Откуда вся эта переносная аптека?

Эти таблетки полетели вслед за первыми, и только с третьего раза мне удалось найти то, что я так усердно искал.

— Па-ра-це-та-мол.

Евгения, как и предполагалось, отказалась от них, но теперь выглядела более веселой, уверенной в себе и не такой бледной, как в начале. И почему все говорят, что совершить доброе дело у меня не допросишься? Да плохо меня знают, вот и весь ответ! Жалость — редкое качество человека и если бы оно проявлялось у всех людей, то миру не было бы конца. А так… «Все разные, — как говорил наш учитель по литературе. — У всех разные качества, разная внешность. Двух одинаковых людей не найдешь никогда! Они могут быть, но одни на миллион… миллиард…»

— Вот закончится выступление, пойдешь домой, «примешь ванну, выпьешь чашечку кофе», таблеточку может, скушаешь свою собственную, — и я швырнул куда подальше и эту пластину. — Главное тебе сегодня не совершить какой-либо ошибки на выступлении и не забыть свой номер. Вот ты представь…

— Чем вы это тут швыряетесь? — спросила Любовь Васильевна.

— Да ничем, сидим вот, разговариваем…

— Сидите? А по-моему, вы спите!

— Что? Спим? Это мы-то?

— Ну, ты, я вижу, пока еще нет, но вот Женя уже готова.

Я вскинул брови и медленно повернул голову вправо. Действительно! Девочка спала, удобно положив голову на мое плечо. «Ничего себе, почему раньше не почувствовал? Видимо разговором увлекся». Я посмотрел на ее безмятежное, спокойное лицо, почесал затылок и подумал: «Будить ее или не будить? Вот в чем вопрос…» Решив, что для нее будет лучше, если поспит, я еще раз взглянул на нее, улыбнувшись, покачал головой и, стараясь не шевелиться, остался сидеть.

Мне вспомнились слова Вероники, произнесенные в прошлом году:

— Он хороший только тогда, когда спит зубами к стенке!

Причем здесь это? Видимо, она до сих пор на меня за что-то обижается. Вот только за что? Ну не за посылку с тараканами, которую я подложил ей под дверь восьмого ноября. Дела эти давно минувших дней. Теперь я этим не занимаюсь, теперь я… шнурки завязываю! А почему бы, собственно говоря, и нет? Вот Вы представьте! Возвратятся они со сцены в гримерную усталые, злые, каждый готов друг другу вцепиться из-за той или иной оплошности. Станут одеваться, а тут раз… обувь вся связана — и настроение поднимется, все заулыбаются и друг друга братьями-сестрами будут считать, пока другое выступление не придет.

Где-то минут через сорок пять нас предупредили, что скоро наш выход, буквально через номер-два. Волей-неволей пришлось будить Женю, да и Мерзлякова что-то стала коситься в нашу сторону.

Открыв глаза, девочка пристально на меня посмотрела, о чем-то долго подумала, хлопая глазами, и, спокойным голосом спросила:

— Я спала?

— А разве ты по себе этого не чувствуешь? У меня рука чуть не «отсохла» тебя поддерживать.

— И долго я тут сидела?

— Да с час, не больше.

— Целый час? Бог ты мой! Как это могло так быть?

— Кстати, голова не болит?

Она удивилась. Видимо не ожидала, что я, ко всему прочему, могу интересоваться чьим-либо здоровьем и самочувствием, кроме своего собственного. Ох, как же им еще долго нужно разбираться в людях, хотя пятнадцать лет — тоже возраст и за это время можно было и узнать кое-что, так, «ради спортивного любопытства».

— Немного… Но мне уже лучше.

Евгения не знала, что спросить у меня, но я чувствовал, что она хотела задать вопрос, вот только какой?

— Нужно готовиться к выступлению.

Е-мое, не могла придумать что-нибудь еще…

Не скажу, что это было чересчур впечатляющее представление, так как ото всех танцевальных и хоровых ансамблей уже делалось порядком скучновато. Мы, как всегда, внесли разнообразие и немного расшевелили зрителей. Блестяще исполненному «Акробатическому дуэту» аплодировали больше и дольше всех. Пожалуй, сильнее, чем жонглерам, которые показали свое мастерство лишь через полчаса после дуэта. Нет, это же надо было так программу растянуть! Организаторы что, хотели, чтобы в зрительном зале все спали? Там и так это прослеживалось в каждом ряду: то кто-то зевнет, то глаза минут на пять-десять закроет. Кошмар!

Выбрались мы оттуда почти в шесть. Мне так и не удалось проверить свои предположения, а оставаться ну никак не хотелось. И как они только смотрят все это? Да что там говорить, если уж за кулисами кое-кто проспал почти весь концерт, то обо всем остальном я промолчу.

На улице накрапывал мелкий дождик, но ветра, такого как утром, не было. Черные тучи медленно расползались в стороны, обнажая куски голубого неба, через которые кое-где проглядывало солнце. Лужи заполнили все дороги и разлились в небольшие ручьи, благодаря чему пройти без резиновых сапог стало практически невозможно. У всех же наших были легкопромокаемые кроссовки и туфли, в которых также никуда не уйдешь.

— Ну вот, неделя гастролей подошла к концу, — сказала Любовь Васильевна. — У нас осталось всего два выступления на следующей неделе: в понедельник — во второй школе и во вторник — здесь же, если кто забыл. Завтра генеральная репетиция, хотя у нас и так каждый день генеральная. Быть всем несмотря ни на что! Особенно, это касается тебя, Вероника: ты у нас и так в последнее время стала отлынивать от занятий и выступлений. То у тебя одно, то другое. На каждый день сотни причин найдутся: то живот болит, то в ухе стреляет… Продолжать можно до бесконечности.

— А как только Новый год приходит, так все «хороши», — подключился в разговор Сергей