Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но стоит только побывать в наших казармах, как совесть успокаивается. Какая тут война. Разве что заплюем немцев семечками. Конечно, во мне есть сейчас крепкое чувство — это ненависть моя к Ленину, к его мерзавцам и к взбунтовавшемуся хаму.
Сейчас, когда Россия того и гляди скатится в бездну, я начинаю горячо любить эту мою несчастную терзаемую Родину. А раньше, любил ли я ее? Я не знаю. Я был слишком молод и несознателен. Учили ли меня любить ее? Нет, не учили. Конечно, в кадетских корпусах воспитывали кадет в любви к Царю и Отечеству. А я учился в гимназии всему чему угодно, только не любви к Родине. Такого предмета не было. Этому нас не учили.
Окончив классическую гимназию, я на латинском языке знал устройство римских легионов, вооружение воинов, сооружение укрепленных лагерей и т. д., но я не имел ни малейшего понятия об устройстве Русской Армии и не умел отличить пехотинца от кавалериста. Нас подробно учили, как воевали древнегреческий гоплит и как побеждала македонская фаланга Александра Македонского, но о Русской армии ничего не говорилось, разве только иногда проскальзывало, что военные это никому ненужные дармоеды и недоучки. Нас учили всяким наукам, чтобы мы были образованными людьми, но граждан в нас не воспитывали.
Возьму, как пример, празднование основания нашей гимназии.
3-я Санкт-Петербургская гимназия была основана 23 Января 1821 года в царствование Государя Александра I. В годовщину основания нас распускали на один день. И только. А разве не надо было собрать нас, устроить доклад об истории нашей Альма-Матер, о ее знаменитых питомцах, прославившихся служением Родине или давших вклад русской культуре, литературе, искусству и т. д? Этого никогда не делали. Раз праздник — катись домой и занимайся, чем угодно.
Помню, раз мы были выстроены в актовом зале по случаю какого-то торжества. Наш старенький директор Козеко[83], по прозвищу «Песок», сказал нам краткое слово, закончив его фразой: «Нашему обожаемому Монарху ура». Все кричали «ура», скептически улыбались и с насмешкой пели Национальный гимн.
А позднее, в университете каждому студенту была предоставлена полная свобода учиться, думать, поступать и жить, как угодно. А ведь из этих юношей создавался мозг страны. Неимущие студенты влачили жалкое существование, попадали в сети профессиональных революционеров и тренировались в поклонении Карлу Марксу и в мечтаниях разрушения своего собственного Отечества. А когда додумывались до бунта, то Правительство посылало городовых и жандармов.
А разве у российской казны не было денег, чтобы устроить студентам приличное существование, хорошие общежития (ведь хватало денег содержать 1 300 000 армию), организовывать экскурсии, коллективные каникулы, устраивать спортивные кружки, покровительствовать спорт всякого рода, теннис, футбол, плавание, гимнастику и т. д., и т. д. Ничего этого не делалось.
А ведь не трудно понять было, что от воспитания молодежи зависит будущее Государства. Ведь воспитывали же молодежь в военно-учебных заведениях в любви к царю и Отечеству. Почему же в гражданских учебных заведениях это не делали? Что же удивительного, что студенты-юнкера во время присяги Государю Императору показывали кукиш.
Нельзя же было полагаться на то, что родители учащихся воспитают в своих детях сознательных граждан. у многих гимназистов и студентов родители были малограмотными, у других были сами сознательными революционерами, у третьих дома обращалось внимание на то, чтобы дети хорошо учились и не оставались в классах на второй год. Семьи же, где детям давалось патриотическое воспитание, были исключением.
Вот теперь, когда всё летит стремительно к черту, и оказалось, что не на чем задержаться.
Предвидя неминуемое крушение России и, главным образом, в лице ее Армии, мы и начинаем любить наше Отечество, нашу Армию, переживать с тоской и отчаянием разнузданное царство хамов и образованных дураков. На краю какой бездны мы стоим! Гром грянул, и мы перекрестились. Не поздно ли?
Встреча с Лениным
Зашел я на днях на квартиру к моим товарищам по гимназии Полубинским, на Фурштадскую 19. Два брата близнецы, оба офицеры лейб-гвардии 3-го стрелкового полка. Один подпоручик, другой прапорщик. Там же был прапорщик Шуенинов, сын профессора Женского медицинского института[84], тоже мой одноклассник, работающий в Военно-химическом институте. Отец моих товарищей генерал-майор Полубинский давно умер, и семья жила очень бедно, а потому они сдали одну комнату с пользованием телефоном какой-то неизвестной даме, которая всё время куда-то звонила; к ней часто приходили, а у себя в комнате она хранила тюки «Правды» и большевицких прокламаций.
Сидим мы у них в гостиной, разговариваем и рассматриваем шашки кавказской, златоустовской и золингеновской работы. Чудной работы, великолепные клинки. Вдруг слышим, как жилица соединилась с кем-то по телефону и говорит.
— Ну да, конечно, приходите, приносите Ваши пакеты и ночуйте у меня; да, да, буду очень рада, как раз у меня здесь сейчас товарищ Веленин, приходите.
Тогда сестра моих приятелей начала говорить этой даме, что она удивляется и что крайне бесцеремонно приглашать к себе кого-то ночевать без спроса, и что это ой очень неприятно. Женщина стала что-то отвечать очень нахально. Мы не вмешивались, но прислушивались. Вдруг слышим в разговор вмешался мужской голос.
Тогда мы вышли на голос все вчетвером, как были с шашками в руках. Видим: в передней топчется какой-то небольшого роста человек в кожаной куртке; вся голова забинтована.
Увидев нас, он растерялся и моментально направился к выходной двери, дающей сразу во двор. Мы направились за ним, обмениваясь неприятными словами. В дверях мы остановились, он же пошел через двор на улицу и повернувшись из подворотни, пригрозил нам кулаком:
— Погодите, я вам покажу, офицерам!
И ушел.
Через несколько дней мы узнали из газет, что Ленин скрывался в Финляндии и наезжал в Петроград под фамилией Веленин (Вл. Ленин). Оказывается, нам грозил кулаком сам Ленин.
Надо сказать, что товарищ Веленин сильно нас рассмешил, так как всё его поведение и угрозы кулаком были скорее пошлы и ничего «великого» не было заметно в фигуре человека в кожаной куртке с забинтованною головою.
(Интересно проследить судьбу четырех «угрожаемых». Поручик Полубинский после демобилизации работал простым рабочим в сельскохозяйственной артели, женился, живет сейчас в советской России.
Его брат прапорщик Полубинский поехал добровольно в действующий полк. На переходе Луцк — Тернополь заболел и скончался от перитонита. Тело его привезли в Царское