Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рут, — ответил я.
— А! Рут... Нет. Не так...
— Руф?
— Да, вот оно! Руф. Забавное имя. Что оно значит?
— Не знаю. Это идея Алисии.
— Я вот думаю, это не оттуда ли, знаешь, где... Как это называется?
— Не понимаю.
— А бруклинского Бэкхема знаешь?
— Да.
— Было написано, что, где он был, там...
— Запутал ты меня, Кроль.
— Дэвид Бэкхем со своей бабой, которая «Спайс», занимались сексом в Бруклине. И через девять месяцев у них родился ребенок. Такое слово... Мальчика Бэкхема... это самое... в Бруклине.
— Зачали?
— Точно. Я и думаю, вы его на крыше[2]зачали?
— Вот ты о чем! Нет.
— Это так, в голову пришло, — извинился Кроль.
— Так ты меня здесь видел много раз? — спросил я.
— Ага.
— Но я здесь больше не живу?
— Нет. Ты к девушке своей переехал и к ребенку вашему, говорят.
— Кто говорит?
— Ты и говорил. Что это ты выспрашиваешь? Сам про свою жизнь ничего не знаешь?
— Честно, Кроль? Что-то со мной случилось. Год жизни забыл — как корова языком слизнула.
— Ух ты!
— Да. Прямо сегодня. В голове моей сведения годичной давности. И я знать не знаю, что со мной случилось. Что у меня есть ребенок — и то не знаю. Хожу как чокнутый. Мне помощь нужна. Можешь кое-что рассказать? Кое-какую информацию...
— Хорошо. Ладно. Информация.
— Ага. Все, что может быть полезно, на твой взгляд.
— Кто победил в шоу «Большой Брат», перед тем как ты отрубился?
— Это не то, что я ищу, честно говоря, Кроль. Я пытаюсь выяснить, что со мной случилось, а не с целым миром.
— Это я знаю. У тебя родился ребенок, и ты переехал к своей девушке. А потом ты исчез.
И он издал звук, который должен был изобразить исчезновение: «Пффить!»
У меня холодок прошел по коже, будто я в самом деле перестал существовать.
— Приятно видеть, что это не так, — сказал Кроль, — потому что ты не первый человек в моей жизни, которого как корова языком слизала. Был парень по имени Мэтью, и я как-то ищу его, а он как раз...
— Спасибо, Кроль. До встречи!
Я был не в настроении выслушивать его истории.
— Ага. Ну да...
По дороге обратно к дому Алисии я нашел в кармане двухфунтовую монету и остановился у «Макдоналдса», чтобы купить чего-нибудь поесть. Я не помнил, сколько стоил чизбургер с картошкой фри, когда я в последний раз ел здесь, но не похоже было, что он сильно подорожал. Он не стоил тысячу фунтов или что-то в этом роде. Я еще колы смог купить, и осталась сдача. Усевшись за угловой столик в одиночестве, я начал есть свой бургер, но прежде чем откусил кусочек, меня громко стала приветствовать какая-то девчонка.
— О! Сэм, Сэм!
Я напрягся. Я никогда не видел эту девушку прежде. Она была негритянкой, лет семнадцати или около того, и с ней был ребенок. Она вынула ребенка из коляски, посадила к себе на колени и начала есть.
— Иди сюда! — позвала она меня за свой столик.
Мне не хотелось туда идти. Но откуда я знал, может, мы с ней лучшие друзья? Я снова сложил все на поднос и пошел к ней через весь зал.
— Как дела? — спросил я.
— Ну, ничего. Только полночи спать не могла.
— Ужас, правда?
Кажется, это то, что надо сказать. Молодые родители часто так жалуются друг другу.
— Как Руф? — спросила она.
Его определенно зовут Руф. Все его так называют.
— Спасибо, нормально.
— Видел кого-нибудь? — спросила она.
— Нет, — ответил я. И добавил: — Кого именно?
Я рассчитывал, что, узнав имена, пойму, что это за девушка и откуда я ее знаю.
— Ну, знаешь, Холли, например. Или Николь...
— Нет. — Я узнал целых два новых женских имени разом. — Целую вечность их не видел.
Внезапно она подняла ребенка и понюхала его попку. Если у тебя ребенок, ты, видимо, проводишь за этим занятием половину жизни.
— Фф-у. Пойдем-ка, юная леди...
— Можно с вами? — спросил я.
— Зачем? Сменить ей подгузник?
— Хочу посмотреть, как ты это делаешь.
— Зачем? У тебя же это хорошо получается.
Откуда она знает? С какой стати я сменял подгузники Руфу у нее на глазах?
— Да, но... Мне не нравится... Хочу попробовать немного иначе.
— Не так много способов снимать и надевать подгузники, — улыбнулась она.
Я решил держать язык за зубами, чтобы не сморозить новую чушь. Мы спустились по лестнице.
— Нам придется пойти в женский туалет, ты в курсе? — спросила она.
— Нормально, — ответил я.
Это не выглядело нормально, но меня реально беспокоило, как я буду менять подгузники. Судя по тому, что я видел ночью и утром, существовало не так много вещей, которым я не мог бы научиться сам. В основном все сводилось к тому, чтобы поднять ребенка и правильно взять его — это я могу. Правда, я даже не знаю, как раздевать ребенка. Я боюсь переломать при этом ему руки и ноги.
Слава богу, в женском туалете никого не было. Она открыла пристенный складной стол и положила на него ребенка.
— Я делаю это вот так... — сказала она.
Она как будто разорвала надвое то подобие комбинезончика, в котором находился ребенок (и когда она сделала это, я увидел множество кнопочек на штанишках и вокруг попки), потом потянула ножки ребенка на себя и ослабила тесемки по краям подгузника. Затем одной рукой задрала ножки, а другой взяла влажную салфетку и ею промокнула попку. Испражнения сами по себе были не так уж и ужасны. Их было немного, и они пахли скорее как молоко, чем как собачье дерьмо. Потому я и не хотел делать этого ночью. Я боялся, что это пахнет собачьим дерьмом, или человечьим, все равно, и меня вырвет. Моя новая знакомая сложила грязный подгузник, бросила его в синий мусорный мешок для влажных отбросов и за десять секунд натянула новый подгузник.
— Ну как? — спросила она.
— Восхитительно! — ответил я.
— Что? — спросила она.
— Просто блеск, как ты это проделываешь, — сказал я, и я в самом деле так думал. Это была самая невероятная вещь, какую я видел в жизни. Во всяком случае, это была самая невероятная вещь, какую я видел в женском туалете.