Отпуск прошел быстро. Мы побывали в Веймаре, Готе, Лейпциге, Дрездене, осматривали бесчисленные музеи и художественные галереи, слушали органную музыку в соборе в Эрфурте, «Электру» в дрезденском оперном театре. Немецкие коллеги выделили нам для поездок огромный темно-синий автомобиль «Вольво», неизменно привлекавший внимание провинциальной публики.

Три дня было оставлено на Берлин. Нам отвели особняк в районе Оберзее. Особняк был построен по указанию Мильке, находился в его личном распоряжении и, как не преминул заметить наш представитель Титов, там поселяли только тех гостей, в ком министр был особенно заинтересован. Я должен был почувствовать себя польщенным.

Встреча с Мильке состоялась 17 сентября 89 года. К этому дню Венгрия уже открыла границу с Австрией для проезда граждан ГДР в Западную Германию.

Внешне министр за прошедшие полгода не изменился, он был так же энергичен, говорил так же громко и резко, но в его манере явно сквозила растерянность. Мне вновь пришлось выслушать долгий сбивчивый монолог. Министру не нужен был собеседник, он нуждался в слушателе. Я слушал и не перебивал.

Мильке был возмущен действиями венгров, которые он расценил как фактическое признание единой Германии, и обвинил венгерское руководство в том, что оно ставит узкие националистические интересы выше классовых. Это вопрос принципиальный — отказ от классового подхода угрожает самому существованию социалистического строя. Позиция Венгрии, продолжал министр, определяется не только специфическими взглядами ее руководства и политической ситуацией в стране. МГБ ГДР располагает совершенно достоверными данными о том, что американская разведка проводит интенсивные тайные операции в Венгрии, опираясь на высокопоставленную агентуру, в частности в министерстве иностранных дел этой страны. Однако Берлин не знает, каким образом можно распорядиться этой информацией. Доверить ее венгерскому руководству опасно. Министр внутренних дел Венгрии Хорват «ведет себя странно» и может поднять шум по поводу того, что ГДР ведет разведывательную работу против Венгрии. В целом же проблемы отношений с Венгрией надо решать, но как это сделать, пока не ясно.

От венгров Мильке перешел к другим союзникам по содружеству. «Чехословаки еще держатся, хотя давление на них усиливается. Исключительно сложно развивается положение в Польше, но в конечном итоге полякам нужно определиться, кто им нужен в качестве соседа — дружественная ГДР или единая Германия». Одобрительно отозвался Мильке лишь о позиции Румынии, допустив при этом колкость в адрес Москвы: «Румыны проявляют себя более принципиальными революционерами, чем советские товарищи».

Ситуация в ГДР остается нелегкой. Противник ведет против нее кампанию такого размаха, как это было в самые худшие периоды холодной войны. Оппозиция использует лозунг плюрализма для усиления давления на правительство, откровенно опирается на поддержку ФРГ. Берлин намерен стоять твердо. Делегация СДПГ не получила разрешения на встречу с депутатами Народной палаты — это ответ на недружественные заявления Фогеля и Эмке. Не будет разрешена встреча члена делегации СДПГ Вайскирхена с лидером церковной оппозиции Аппельманом. Распространяются провокационные слухи о кончине Хонеккера, людям пытаются внушить, что ГДР осталась без руководства. Это ложь, но дело совсем не в Хонеккере. Мы признаем роль личности, однако политическая линия ГДР вырабатывается и проводится коллективно.

Речь министра не отличалась связностью. Он возбужденно переходил от одного предмета к другому, возвращался к недосказанной мысли, сокрушался по поводу венгров и гораздо реже употреблял русские выражения, чем это было в нашей первой беседе.

Мильке постоянно обращался к советской теме. Неопределенная позиция советской стороны по поводу развития событий в социалистическом содружестве и прежде всего вокруг ГДР, недружелюбные высказывания советской печати, беспрепятственное нарастание антисоциалистических сепаратистских тенденций в советских прибалтийских республиках — все это вызывает тревогу у немецких коммунистов. Москва должна ясно изложить свою позицию, ибо время уходит. Она должна однозначно подтвердить свою приверженность делу социализма. Это отнюдь не ее внутреннее дело — Советский Союз несет историческую ответственность за судьбу мирового социализма. Руководство ГДР рассчитывает, что М. Горбачев многое разъяснит во время своего визита, который намечен на 7 октября.

Разговор оставил тягостное впечатление. Его не развеяли ни «Ода радости» из Девятой Бетховена, зазвучавшая перед ужином по указанию Мильке, ни сам ужин. Мне было ясно, что старые немецкие друзья теряют под ногами почву и Москва не захочет поддержать их.

Мы и наши союзники

О высказываниях и оценках Мильке был информирован М. Горбачев. Как обычно, реакции с его стороны не последовало. Тем не менее советские лидеры, кажется, почувствовали необходимость более основательно разъяснить союзникам происходящие в Советском Союзе процессы и развеять их опасения по поводу соотношения перестройки и социализма.

26–28 сентября 1989 года в Варне состоялось «совещание секретарей братских партий по международным вопросам». КПСС представлял А. Н. Яковлев, выступивший с часовой информацией под названием «Реализм без иллюзий — о нашей перестройке». Яковлев говорил в своей обычной манере — спокойно, просто, убедительно, избегая привычной для партийных совещаний псевдонаучной терминологии, иными словами так, как говорит мудрый и ученый человек перед уважаемыми, но все же младшими собратьями.

Слушатели уже знали все, что Яковлев мог сказать им о необходимости перестройки, о ее трудностях, значении происходящих перемен. Им важно было услышать, и они это услышали, что перестройка никогда и нигде не призывала к восстановлению капитализма, к отрицанию социалистических идеалов и ценностей, к отказу от роли партии в обществе. «Нет, от социалистического выбора, — говорил Яковлев, — от творческого марксизма-ленинизма, от идеалов Октября партия коммунистов никогда не отступит. Обновление общества идет и будет идти на социалистических началах. Это ясный и четкий ответ тем, кто, будь то у нас в стране или за рубежом, предлагает в качестве рецепта «спасения» отказ от социалистических ценностей». «Партия сохраняет — и в этом я вас заверяю, — что бы вы о нас ни слышали из печати и разных сообщений, — партия сохраняет в своих руках политическую и духовную инициативу, подтверждая нерасторжимость социализма с общечеловеческими нормами морали и нравственности, доказывая способность учиться».

Мильке мог быть доволен буквой разъяснений. Думается, однако, что уже тогда он понимал, что слово «социализм» в Москве означает совсем не то, что в Берлине.

Визит Горбачева в Берлин 7 октября нанес решающий удар старому режиму в ГДР и положил начало тому, что должно было бы стать восточногерманской перестройкой. Немцы встряхнулись и вышли из оцепенения. Оказалось, что у Хонеккера нет единомышленников и даже сторонников, кроме, пожалуй, Аксена. 18 октября Хонеккер ушел в отставку. Генеральным секретарем ЦК СЕПГ избирается Кренц. В моей памяти Кренц остается абстрактной политической фигурой. В поступавшей из Берлина информации он характеризовался способным, энергичным и, безусловно, расположенным к Советскому Союзу человеком, позитивно воспринимающим идеи перестройки. Его слабой стороной считали близость к Хонеккеру и отсутствие самостоятельного политического опыта. История не отвела Кренцу времени, для того чтобы проявить себя.