улице было чертовски холодно, – поднялся через 6 ступеней и позвонил в звонок с белым ободком. И дверь открыла Сами.

Облокотившись головой на каркас двери, она смотрела на меня, немного улыбаясь. Вообще, ее взгляд не давал надежд, он был пьяным и безразличным.

– Привет, Сами.

Она подошла и обняла меня. От нее пахло ванильными конфетами и алкоголем.

– Ты здесь будешь? – спросила она.

– Ну-у да.

– Подожди меня, – Сами зашла в дом и вышла в темно-зеленой немного староватой куртке. Прикрыв дверь, она взяла пепельницу, стоявшую на подоконнике, и села на скамейку. – Иди сюда, посиди со мной.

Я подошел и сел рядом с ней, немного прижавшись к ее староватой куртке. Она не спеша зажгла сигарету. Мы сидели молча, а она курила.

– Хи-хи-хи-хи, – посмеялась Сами. – Чего ты такой серьезный?

– Я не серьезный. Я алкоголик.

– И ты гордишься этим?

– Почему и нет. Алкоголик, может, и ненавидим обществом, но алкоголик – искренний человек. Нам больно – мы пьем. Если мы влюбляемся, то это навсегда.

– И ты влюбился?

– Я до сих пор пью. Много пью. Я влюбился.

– И это я? – спросила Сами.

– Да, это ты, Сами.

– Мне кажется, ты пьян. Вот и все.

– Ты думаешь, я люблю тебя только тогда, когда нажравшись? Если это было так, я бы бросил пить. Никогда не пил. Но если бы мы были вместе, я пил бы каждый день. И был алкоголиком. Моя жизнь была короткая, но счастливая.

– Так ты и так алкоголик.

– Верно.

Почему-то в Сами я не заметил удивления от моего признания. Она докурила сигарету. И мы поцеловались. Серьезно, с языком. Потом она сказала, что пойдет в дом, но а мне пора идти. Я с ней согласился.

Она дергает меня за волоски ануса. Это приятно и грязно. Грязный оргазм.

– Пока, – сказала Сами.

– Постой, – негромко выкрикнул я.

– Да.

– Можешь дать штопора, – я вытянул бутылку вина, оголив ее, – мне нужно чем-то всколупнуть эту пробку.

Сами взяла бутылку и открыла ее дома, потом она снова вышла на улицу в той же старой куртке. Сделав пару глотков, она протянула ее мне. Я, не дав вину подышать, сам глотнул немного. И мы попрощались.

Пока я шел к дому, раннее солнце пронизывало туман и красное вино через бутылку. Я пил вино с лучами солнца.

Каждому девственному ребенку взрослая потаскуха снимает штаны одной очень точной и такой же ложной фразой: «Вокруг тебя не крутится весь мир!» И напротив, для каждого из нас мир только что и делает, как создаёт день, людей, тепло, плохое время и накрывает это темнотой. Самый главный человек – я. Мир начинается, когда ты рождаешься, и заканчивается в ту секунду, когда уходишь. И раньше не было мира, и не будет завтра.

Путь до дома был не коротким. Это 4 квартала, много домов, лающих собак со двора, где они в безопасности, под законом. Это много любовных мыслей, натянутого безумия. Но еще хуже, категорическая нехватка винной продукции в одной бутылке.

Шел долго, вино заканчивалось, я стал грустить еще сильнее. Мне даже чем-то нравилось. Моя жизнь настолько паршива, что грусть – это лучшее, что я испытываю.

Придя домой, я лег спать.

Если сон – это прекрасно, то смерть, наверное, рай.

Время идет. Я пью. Кажется, все в порядке. Теперешнее я поселился у Феи дома. Больше месяца она готовит мне кофе, не каждое утро, только когда не спит, но она постоянно спит. Трахаемся, вот это каждый день. Она молода, в ней есть смысл. Жить вместе.

Что насчет ее родителей, они путешествуют, трахаются и пьют вино. Это путь на всю жизнь. Они никогда не вернутся.

На работу я больше не ходил. Я ушел с нее. Берти так и не приехал с Лас-Вегаса, как он обещал. Они познакомились с какими-то женщинами, бухали и трахались каждый в комнате своей подруги. Это были подружки, которые жили вместе. На следующий день менялись комнатами и женщинами. Но а мне надоело это все. Феин холодильник полон, и я счастлив. Фея каждый день в 3 часа дня уезжала на режиссерские курсы. С ее возможностями она будет создавать хорошие картины. Порнокартины. Пока она была на курсах, я ходил по дому с книгой в руке, читая немного, но это было так, для вида. В другой руке был бокал вина. Таким образом у меня уходило как минимум 2 бутылки хорошего вина. Я выходил на террасу, клал книгу на столик, подходил к перилам и смотрел на океан и в другие дворы. Иногда там ходили девушки в купальниках. Когда мне это надоедало, я брал книгу и спускался вниз, на первый этаж. На первом этаже в отдельной комнате с роялем жил старый попугай. Положив книгу на столик возле попугая, я разговаривал с ним, но в основном пытался его погладить пальцем. Его это бесило, и он орал как сумасшедший, прыгая по клетке. И только говно разлеталось по комнате. Попугай был стар, ничего не говорил, с нами не говорил. Но только как услышит в окне пенье другой птицы, начинал сам петь. Так он призывал к себе самку. У него была красивая, золотого цвета клетка, этим он и пытался затащить самку в свое гнездо. Все бы хорошо, но его клетка была закрыта, и гнезда у него никакого не было. Мне было жалко попугая. У него никогда не было подруги. Он был одинок. Его член точно отсох. Я предлагал Фее купить ему подругу. Фея говорила, что она может его заклевать до смерти. Его единственная любовь жизни может его убить. Все как у человека. Только наша клетка не закрывается. И в нее проникает любая блять с ножом и бутылкой вина в руке.

Мне было хорошо жить с Феей. А Фея была не против моего увлечения пить с Берти и другими мужиками в баре допоздна. Когда я приходил, весь воняя вискарем, она выходила меня встречать в одних трусиках и отводила в кровать.

– От тебя несет дешевым виски, – сказала Фея.

– А ты предпочла бы запах чужой вагины?

Я опустился к ногам Феи, снял ее черные трусики. Они всегда пахли сладким ароматом. Фее нравилось, когда я ел ее киску. Ей очень нравилось. И я был рад ее сладкой вагине.

Женская вагина – олицетворение всей красоты природы. Для человека. У птичек – птичья вагина.

Наглотавшись слюны, я поднялся к Фее. Она поцеловала меня.

– Этот запах