Элиза вздрогнула, испуганная тем, что такая перспектива не пугает ее. Почему так? Она увидела достаточно голливудских фильмов, чтобы понять, что у всех продажных женщин золотое сердце и что рано или поздно, но Кларк Гейбл или Клайв Брук или Лесли Ховард[33] заметит его сияние.

Именно эти мысли, скорее всего, и привели ее в тот же день к ее любимому месту в мире, к «Аркейд синема». Она не могла удержаться, чтобы не посмотреть «Жанну д’Арк» с Ингрид Бергман, она хотела лишь потеряться в том, что постер именовал «зрелищем тысячелетия» – до того как она потеряется в огромном Балтиморе, частью которого только что стала.

Она судорожно нашаривала монетки в сумочке, когда взгляд ее упал на криво повешенное объявление: «КОМНАТЫ В АРЕНДУ – СПРОСИТЬ ВНУТРИ».

Сомнений не было.

Несколько недель спустя, когда неоплаченный чек отделял ее от выбрасывания на улицу, она наткнулась на другое объявление – о том, что исследовательскому аэрокосмическому центру «Оккам» требуются уборщики. Она написала письмо, получила приглашение на собеседование и потратила утро, гладя любимое зеленое платье и изучая расписание автобуса.

За час до предполагаемого отправления случилась катастрофа – дождь.

А у нее нет зонта, и Элиза запаниковала, пытаясь не плакать, и услышала шум из соседних апартаментов. Она ни разу не встретилась с жившим там мужчиной, хотя он почти всегда находился внутри, настоящий отшельник.

Но к этому моменту она забыла об осторожности и постучала в дверь.

Элиза ожидала увидеть коренастого, небритого, лохматого типа со злым взглядом, но открывший дверь человек имел аристократичный вид, был облачен в застегнутый пиджак, свитер, жилетку и рубаху, давно разменял пятьдесят, но смотрел живо из-за очков.

Он моргнул и привычным движением коснулся лысины так, словно забыл нацепить шляпу. Затем он увидел ее беспокойство, мягко улыбнулся и заговорил: «Добрый день. Кому я обязан удовольствием визита?»

Элиза извиняющимся жестом притронулась к горлу, и сделала знак для зонтика, интуитивно понятный. Удивление мужчины по поводу ее немоты продлилось мгновение. «Зонтик! Конечно! Зайди, моя дорогая, и я вырву его из подставки, подобно Экскалибуру из камня».

Он скрылся внутри апартаментов, а Элиза заколебалась – она никогда не была в доме помимо Дома. Она вытянула шею и увидела сумрачные очертания старинной мебели и слоняющихся всюду котов.

«Конечно, ты моя новая соседка. Как невежливо с моей стороны не нанести визит. Не принести ритуальную тарелку печенья. Боюсь, что единственное извинение, которое я могу предоставить, – это дедлайн, намертво приколотивший меня к столу».

Упомянутый «стол» вовсе не выглядел как стол, а большая широкая доска на специальной подставке. Ее сосед был художником, и Элиза чувствовала, как ее качает. Наполовину нарисованная женщина улыбалась с холста, вокруг ее головы вились кудри. Ниже красовалась подпись: «НИКАКИХ БОЛЬШЕ ТУСКЛЫХ ВОЛОС!»

«Мое небрежение непростительно, и пожалуйста, дай мне знать, если тебе понадобится что-либо еще, хотя я настоятельно рекомендую тебе обзавестись своим зонтом. Я видел, что ты держишь расписание автобусов, а остановка находится дальше, чем хотелось бы. Увы, как ты заметила, многие вещи далеки от идеала в «Аркейд синема», но лови момент и все такое. Я осмелюсь предположить: у тебя все в порядке?» – он замер и посмотрел на Элизу, ожидая ответа.

Она не удивилась – едва люди начинают говорить, они обычно забывают о том, что собеседник их лишен способности производить звуки. Но этот мужчина лишь улыбнулся, его тонкие каштановые усики шевельнулись, точно раскрытые для объятия руки.

«Ты знаешь, я всегда хотел выучить язык знаков. Какая отличная возможность!»

Слезы беспокойства, которые Элиза сдерживала неделями, вырвались с благодарным всхлипом, но она задавила их, поскольку у нее не было времени обновлять макияж. В последующие минуты Джайлс Гандерсон, как он назвался, отыскал зонтик, и решил, что отвезет ее куда надо, и отказался принимать ее протесты.

Пока они ехали, Джайлс развлекал ее рассказами на всякие отвлеченные темы и замолчал, только когда охранник «Оккама» заметил, что его в списке гостей вовсе нет. Охранник велел Элизе выбраться из микроавтобуса прямо под молотящие струи дождя.

«И куда бы ты ни направляла свой бег, удача да пребудет с тобой, и пусть ее старая туфля летит за тобой! – прокричал Джайлс ей в спину. – Альфред Теннисон».

«Туфля, – повторила она, глядя на свою уродливую обувь из секонд-хенда, как та разбивает лужицы на тротуаре. – Если я получу эту работу, то куплю красивые туфли».

16

Таинственное явление Стрикланда оттеснило выходки Брюстера и стало любимой темой для разговоров.

Элиза не могла перестать думать о том, что она видела в резервуаре, хотя не делилась мыслями с Зельдой, и воспоминания становились все более нелепыми с каждым днем. Зато Зельда, к облегчению подруги, начала снимать напряжение, выискивая поводы для шуток во всем подряд.

Сообразила, как можно звать военных полицейских, явившихся со Стрикландом: «пустышками», поскольку эти молчаливые суровые типы выглядели так, словно у них нет ни разума, ни чувств.

Но по меньшей мере «пустышек» было несложно избегать, поскольку они топали по коридорам, бряцая амуницией. Даже сейчас они слышали парочку и поэтому двигались обходным маршрутом, свернув в холл, который обычно оставляли напоследок.

– Даже когда «пустышки» не на тропе войны, я знаю точно, где они, – говорит Зельда. – Они дышат в унисон, ты заметила? Это как воздух выходит из клапана, ухххх… Говорю тебе, все эти новые люди здесь, и чтобы все осталось так же тихо? Нет, никогда!

Но не успевает Элиза показать ответ, как только что упомянутая тишина, царившая тут декадами, рвется в клочья. Если она слышит такой звук в районе «Аркейд синема», то начинает искать глазами машину, за которой можно спрятаться, а потом бросается к ней, вспоминая рассказы об уличной преступности.

В «Оккаме» подобный грохот звучит столь чудно, что его можно списать на крушение космического корабля. Зельда ныряет за свою тележку, как будто дешевый пластик и бутылочки с чистящими средствами смогут защитить ее.

Затем грохочет второй раз, третий; звук вовсе не мягкий, он похож на хлопок кнута. Его производит нечто механическое, приводимое в действие спусковым крючком, и у Элизы нет выбора: она в конечном итоге признает, что это выстрелы.

За ними следуют крики и кроличья чечетка бегущих ног, обе приглушены ближайшей дверью, на которой виднеется Ф-1.

– Прячься! – умоляет Зельда.

Она повторяет это языком знаков, и Элиза ощущает горячую любовь к подруге. Осознает тот факт, что все еще стоит, и в этот момент дверь открывается, ударяется о стену так громко, что это похоже на выстрел.