— Хотела бы я перестать о нем думать.

— Я видел папки, которые ты сегодня принесла. Не удержался и просмотрел. Мне бы это тоже не давало покоя.

Джейн покачала головой.

— У тебя же, по-моему, отпуск. Зачем тебе разглядывать фотографии со вскрытия?

— Они лежали прямо здесь, на кухонном столе. — Он пересадил Реджину на детский стульчик. — Хочешь поговорить? Так выкладывай все, что думаешь, если хочется. Если считаешь, это поможет.

Она посмотрела на Реджину, внимательно наблюдавшую за ними, и вдруг рассмеялась.

— Странно, когда она подрастет и будет все понимать, вот уж действительно интересные у нас могут получиться семейные разговоры. Ну что, дорогая, сколько обезглавленных трупов ты видела сегодня?

— Она еще ничего не понимает. Так что рассказывай.

Джейн встала и направилась к холодильнику. Достала бутылку светлого пива и хлопнула пробкой.

— Джейн!

— Тебе действительно хочется знать подробности?

— Я хочу знать, что тебя так беспокоит.

— Ты же видел фотографии. И знаешь, что меня беспокоит. — Джейн снова села и глотнула пива. — Иногда, — спокойно продолжала она, глядя на запотевшую бутылку, — я думаю, какое безрассудство заводить детей. Любить их, воспитывать. А потом смотреть, как они вступают в мир, где их ждут страдания. И встречаются такие типы, как…

Как Уоррен Хойт, подумала она, но имени его не произнесла; она почти никогда не произносила его имени — это все равно что воззвать к самому дьяволу.

Тут вдруг зазвонил домофон — она вздрогнула. И взглянула на стену, где висели часы.

— Половина одиннадцатого.

— Сейчас поглядим, кого это еще принесло. — Габриэль прошел в гостиную и нажал на кнопку домофона. — Да!

Из динамика послышался нежданный голос:

— Это я, — ответила мать Джейн.

— Заходите, госпожа Риццоли! — проговорил Габриэль, впуская гостью в дом. А потом с удивлением посмотрел на Джейн.

— Уже так поздно. Чего это она?

— Даже боюсь спрашивать.

Они услышали на лестнице шаги Анжелы, непривычно медленные и тяжелые, сопровождавшиеся каким-то шумом, словно она что-то тащила за собой. И только когда госпожа Риццоли добралась до лестничной площадки третьего этажа, они увидели, что это было.

Чемодан.

— Мам! — выговорила Джейн, но даже сказав это, не могла поверить, что женщина с растрепанными волосами и безумным взором и есть ее мать. Пальто у Анжелы было расстегнуто, край воротника замялся внутрь, брюки промокли до колен, как будто она продиралась к их дому по сугробам. Она схватилась за чемодан обеими руками, словно собираясь запустить им в кого-нибудь. Все равно в кого.

Вид у нее был и правда грозный.

— Мне нужно переночевать у вас сегодня, — сказала Анжела.

— Что?

— Так можно войти или нет?

— Конечно, мам.

— Давайте помогу, госпожа Риццоли, — сказал Габриэль, забирая у нее чемодан.

— Вот видишь! — заметила Анжела, кивнув на Габриэля. — Так и должен вести себя мужчина! Стоит ему увидеть, что женщине нужна помощь, как он тут же предлагает свои услуги. Именно так и должен поступать джентльмен.

— Да что случилось, мам?

— Что случилось, что случилось! Даже не знаю, с чего начать.

Тут расхныкалась Реджина, в знак протеста, что про нее забыли.

Анжела тотчас же кинулась на кухню и взяла внучку со стульчика на руки.

— О крошка, бедная девочка! Ты даже не представляешь, что тебя ждет, когда ты вырастешь.

Анжела присела к столу и принялась укачивать внучку, прижимая ее к груди так крепко, что Реджина начала извиваться, силясь высвободиться из удушающих объятий этой ненормальной.

— Ладно, мам, — вздохнула Джейн. — Ну что там папа натворил?

— От меня ты ничего не узнаешь.

— Тогда от кого?

— Я не собираюсь настраивать детей против отца. Родители не вправе обливать друг друга грязью.

— Я уже не ребенок. И хочу знать, что происходит.

Но Анжела и не собиралась ничего объяснять. Она сидела, раскачиваясь взад-вперед, прижимая к груди ребенка. Судя по ее личику, желание Реджины высвободиться из бабкиных объятий становилось все более невыносимым.

— Гм… и сколько ты собираешься у нас жить, мам?

— Не знаю.

Джейн взглянула на Габриэля — он проявил достаточно мудрости и не стал участвовать в разговоре. Но в его глазах она заметила искру смятения.

— Надо бы подыскать новое место жительства, — сказала Анжела. — Собственную квартиру.

— Погоди, мам. Ты же не хочешь сказать, что больше никогда не вернешься.

— Как раз это я и хочу сказать. Я, Джени, собираюсь начать новую жизнь. — Она посмотрела на дочь, вызывающе вскинув подбородок. — Другие женщины поступают точно так же. Они бросают своих мужей и живут себе спокойно. Мужья нам не нужны. Можно обойтись и без них.

— У тебя же нет работы, мам.

— Как ты думаешь, чем я занималась последние тридцать семь лет? Только и знала, что кормить да обстирывать этого мужчину! А он, думаешь, ценил мои труды? Являлся домой и заглатывал все, что я перед ним ставила. Даже не задумывался, что в стряпню я всю душу вкладываю. Знаешь, сколько людей советовало мне открыть свой ресторан?

«И то верно, — подумала Джейн, — знатный был бы ресторанчик». Но она предпочла промолчать, чтобы не потакать безумству.

— Так что никогда не говори мне: «У тебя нет работы». Моя работа — забота об этом мужчине, и я ничего не просила взамен. Так почему бы мне не делать то же самое, только за деньги. — Она снова крепко прижала Реджину к груди, и малышка недовольно пискнула. — Я поживу у вас совсем недолго. Спать буду в детской. Мне и на полу будет чудесно. Ходите себе на свою работу, а я буду присматривать за внучкой. Сама знаешь, с ней забот не оберешься.

— Ладно, мам, — вздохнула Джейн и направилась к телефону. — Раз ты не хочешь говорить, что случилось, спрошу у папы.

— Что ты делаешь?

— Звоню ему. Держу пари, он уже раскаялся и готов извиниться. — «Держу пари, он сидит голодный как волк и мечтает, чтобы его шеф-повар поскорей вернулся».

Джейн сняла трубку и стала набирать номер.

— Можешь не трудиться, — сказала Анжела.

В трубке раздался один гудок, другой.

— Говорю же, он не возьмет трубку. Его дома нет.

— Ну и где же он? — удивилась Джейн.

— У нее.

Джейн стояла как вкопанная, вслушиваясь в долгие, безответные гудки телефона в родительском доме. Затем она медленно положила трубку и повернулась к матери.