Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом я работал проводником для туристов. У меня всегда был тайный уголок, нечто «невиданное» — панорама темного ущелья — для показа самым щедрым. Этим я оплачивал патроны, табак и стаканчик рома.
Однажды, беспросветным зимним вечером, при сильном порывистом ветре с верхних ветвей соседних деревьев донесся стон.
— Филин дубовой рощи указывает мне на голубя, — пробормотал я.
А утром действительно обнаружил рядом с домом окровавленные перья голубя.
Расстроенный вторжением в свои скудные запасы еды, я решил при первой же возможности убить хищника, который обосновался на вершине большой скалы.
На следующую ночь в кустарнике послышался ужасный вой, завершившийся протяжным стоном.
Мой пес Сноу, огромный лабрадор, сопровождавший меня во всех моих бродяжничествах по Крайнему Северу, с которым мне никак не хотелось расставаться, яростно залаял, но не желал выходить наружу, что меня весьма удивило.
Ранним утром я нашел труп филина — его разодранные останки валялись в кустарнике.
— Сноу, — спросил я, — что за проклятый зверь любит пожирать вонючее мясо горного филина?
Но Сноу очень странно повел себя. Его поведение заинтриговало меня: он подбежал к скале, обнюхал ее, жалобно взвыл и вернулся ко мне, поджав хвост и уши.
Сноу, который на моих глазах загрыз волка на Аляске, Сноу, который в горах дразнил гризли, Сноу испытывал страх!
Порывистый ветер не покидал леса несколько дней, но в один из вечеров мое сердце наполнилось радостью. Ветви деревьев ломались, как сухой хворост, березы потрескивали от ветра. Вдали ревел перепуганный олень.
Я точил топор, сидя у огня очага, когда Сноу издал ужасающий вой и спрятался у меня в ногах, не опасаясь порезаться об острое лезвие.
Я поднял глаза и, думаю, также закричал от ужаса.
В темной рамке окна появилась исчадие ада.
Почти человечья голова, уродливая и абсолютно белая морда трехсотлетнего старика, огромные глаза никталопа светились зеленым огнем, мерцавшим в отсветах очага.
Рот с устрашающими черными клыками был открыт в беззвучном хохоте.
Видение исчезло в треске ломающихся веток, но я успел узнать чудище.
— Сноу, — воскликнул я, — это — Зверь. Белый Зверь!
* * *
Белый Зверь! Таинственное чудище неизведанных далей края белого безмолвия.
Индейцы ситки говорят о нем шепотом, прячась в своих юртах из оленьих шкур.
Эскимосы, живущие на самом Крайнем Севере, при упоминании его имени приобретают землистый цвет обычно бесстрастного лица, прячась в иглу с толстыми стенами из снега и льда.
Мужественные шахтеры в поисках кварца или самородков золота, которые спустились в мрачные бездны с бушующими на дне бурными потоками, никогда не возвращались из своих походов.
Иногда другие исследователи натыкались на их тела с разодранными глотками. Это Зверь, Белый Зверь убил их, — неведомое чудовище, которое Провидение в непонятных целях, быть может, поставило на охрану подземных сокровищ.
Один немецкий профессор, смешной человечек в рединготе и очках, который не искал желтый металл, удовлетворяясь жалкими булыжниками, не имевшими никакой ценности, да бесполезными растениями, рассказал нам однажды о странных бледных существах с кошачьими глазами или совершенно слепых, живущих в глубинах земли, куда не доходит ни солнечный свет, ни тепло. Как-то у входа в пещеру нашли кирку и бинокль профессора, но самого его нигде не обнаружили.
Но что это дьявольское отродье делает здесь, в тысячах километрах от ледяных пустынь Аляски?
* * *
Я начал свои поиски среди скал и вскоре обнаружил узкую трещину в рост человека, которую ранее никогда не видел.
Из трещины шел холодный пещерный воздух, и я решил обследовать ее.
Я заполнил маслом фонарь и проскользнул в отверстие.
Трещина была глубокой, и я долго шел по узкому коридору, который постепенно расширялся и превратился в довольно обширную пещеру с тусклыми черными стенами.
Уже некоторое время до меня доносился неясный шум. Мне казалось, что я различаю бурлящий рев потока.
Почва — тонкий песок — шла под резким уклоном. Вдруг передо мной открылась бездна. Я наклонился, выставив перед собой фонарь, но жалкая желтая звездочка светила не дальше двадцати шагов в непроглядной тьме провала.
Ледяная сырость порывами поднималась наверх: быстрый поток, подземная река, укрытая вечной ночью, ревела на невероятной глубине.
Я скатил в пропасть большой камень и стал ждать. Прошли долгие секунды, пока я услышал далекое, едва различимое бульканье.
Грубый подсчет скорости падения камня и скорости звука определил глубину более чем в тысячу футов.
Я отступил от края бездны, ощутив головокружение, и вдруг мои глаза различили какое-то сияние.
Я, наверное, зашатался и закричал.
Это было золото!
Самородок миндалевидной формы, но такой громадный!
В шероховатой скале зажглись и другие желтые огоньки. Я бросился вперед… Мои пальцы кровоточили, а я выцарапывал самородки, едва утопавшие в коричневатом панцире стены.
Когда я выбрался на солнечный свет, то был обладателем двадцати двух самородков общим весом в два фунта.
* * *
Я приступил к лихорадочным поискам. Кирка вскрывала карман за карманом, и каждый был более или менее богат самородками.
В некоторые дни я добывал до пятидесяти фунтов желтого металла!
Это случилось, похоже, на двадцать восьмой день после моего открытия. Меня поразил отвратительный запах в коридоре. Он был так тошнотворен, что меня едва не вырвало. И внезапно я очутился перед Зверем.
Он отвратительно скалился, его морда была в паре футов от моего лица.
Я не мог сделать ни малейшего движения — он бросился на меня.
Прикосновение было чудовищным, неописуемым.
Представьте себе скользкий, мягкий труп непонятной консистенции, более холодный, чем бездна, который обхватил вас, словно боа-констриктор.
Почему я вспомнил в этот смертельный час о жалком трупе, найденном в долине по соседству и перевалом Чилкут?
Да! Стоило о нем вспомнить: вонь, ужасающая вонь разложившихся тканей! Эту вонь распространял вокруг себя Зверь. Вонь проникала в мои легкие, душила меня, убивала меня.
Чудовище двигалось неловко, и я понял, что свет моего фонаря, закрепленного на скале, слепил его.
Я нанес ему несколько ударов киркой, острие которого едва пробивало резиноподобную плоть.
Я вдруг отчаянно вскрикнул: свет фонаря удалялся, словно чья-то адская рука быстро уносила его прочь.