Он ворвался в контору, забрал ключи, не обращая внимания на изумленные взгляды сидевших за столами девушек, выбежал на улицу, игнорируя оборачивающихся на него прохожих, и рухнул на сиденье. Да, вероятно, этим добропорядочным обывателям не часто приходится видеть человека в строгом черном костюме, опрометью мчащегося по улице средь бела дня.

Номер полностью соответствовал описанию, данному туристическим агентом. Очень стильный, с плетеной мебелью и всеми современными удобствами. С кондиционером. В главной ванной — кран для минеральной воды. Огромный телевизор, видео.

Номер занимал половину второго этажа новенького, с иголочки, здания, спрятавшегося за торговым центром. Его окна выходили в парк, соседствующий с небольшой бухтой, обнесенной волнорезами, за которыми открывался океан. Балкон полностью изолирован. В углу веранды — металлический зеленый столик и два стула. В другом углу пальмы в горшках.

Когда Эмма скользнула за стеклянную дверь, Чтобы полюбоваться видом, прохладный ветерок колыхнул полупрозрачные шторы. Джейсон остался в комнате. Он хорошо видел ее — ангела, а может, призрак в трепещущем белом платье, с разведшимися светлыми волосами. Жемчужное ожерелье сверкнуло в свете догорающего солнца и напомнило Джейсону о том дне, когда он впервые увидел Эмму.

В тот раз ее лебединую шею украшала золотая цепочка. Джейсон вспомнил, как ему нестерпимо захотелось поцеловать ее. Но это жемчужное ожерелье производит неизмеримо больший эффект. Почему? Кто знает… Может быть, дело в том, что оно похоже на ошейник и наводит на мысль о древних рабах, а это льстит темной стороне его натуры. Пожалуй, он мог бы понять помещиков прошлых веков, похищавших своих прекрасных дам и державших их в заточении, чтобы они принадлежали исключительно господину. В таком поведении было что-то первобытное. И завораживающее. Ему пришлось ждать очень долго.

— Эмма!

Она резко повернулась, и волосы упали ей на лицо.

Других слов не потребовалось. Она вернулась в комнату и тщательно прикрыла за собой стеклянную дверь. Затем пересекла толстый синий ковер, обвила руками его шею и поднялась на цыпочки, чтобы коснуться губами его губ.

— Чего ты хочешь? — прошептала она.

Джейсон застонал. Его благие намерения испарились, встретив ее головокружительную страсть. В течение нескольких сумасшедших секунд он принадлежал ей, именно так, а не наоборот. Но зачем она оторвалась от него и отступила, дрожащая, раскрасневшаяся?

Увидев, что руки Эммы бессознательно потянулись к молнии на платье, Джейсон опомнился. Ему необходимо собраться, обрести самоконтроль, иначе все полетит к дьяволу.

— Нет, — решительно сказал он, буквально наступая себе на горло. — Позволь мне…

Он встал за ее спиной, опустил руки на ее плечи, провел ладонями по ее рукам. Почувствовав, как она напряглась, он повторил свое движение, чтобы распалить ее. И только когда она задрожала, он медленно расстегнул молнию у нее на спине, одновременно целуя нежное пятнышко под мочкой уха. Когда же он справился с молнией, то приник губами к уху, жарко дыша. Эмма тихо застонала. У него перехватило дыхание. Эмма попыталась отстраниться, и губы Джейсона коснулись жемчужного ожерелья. Ему захотелось снять жемчуг, но он сдержался и принялся осторожно обнажать ее спину, великолепную спину…

На какое-то мгновение ему показалось, что на ней нет лифчика, но его пальцы тут же нащупали эту деталь женского белья с опасно манящим вырезом, подчеркивающую ее необыкновенно женственную фигуру.

Белый, атласный, отделанный кружевами лифчик. Экстравагантный, эротичный фасон, поддерживающий грудь и позволяющий женщине выглядеть блистательно, то есть так, чтобы при одном взгляде на нее любой мужчина разгорался бы до предела.

Платье Эммы выскользнуло из его пальцев и упало на пол. Боже милостивый! На ней оказались ажурные чулки, и только тонкая полоска атласа прикрывала самые прекрасные ягодицы из всех, какие Джейсону доводилось видеть.

Он повернул Эмму лицом к себе. Так будет безопаснее. Во всяком случае, так он подумал. Однако то, что он увидел, разожгло его еще сильнее. Ее твердые соски прижались к его груди, они почти выскользнули из соблазнительного лифчика.

Снизу вверх на него глядят огромные влажные глаза, словно он — греческий бог, а она — его рабыня.

Если бы она только знала… Это он раб, а не она. Ради нее он готов на все. На все.

— Как же ты прекрасна, — прошептал он, впиваясь в нее жарким взглядом.

Почему-то ему казалось, что Эмма не носит такого эротичного белья. Он воображал, что на ней будет что-нибудь более непритязательное, не кружевной атлас.

Глупый, глупый Джейсон!

Она вспыхнула.

— Я… я заказала это по каталогу. И только на этой неделе получила.

— Это… невероятно.

— Тебе действительно нравится? Я… я так надеялась…

— Я в восторге!

— Так что… Мне это снять?

— О нет!

Он твердо знал, что ему делать и когда. Пропустить мимо ушей ее слабый, трепетный протест и быстро унести ее из мира, где существует стыдливость, в сферы, где царит одно беспредельное, невыразимое наслаждение. Он чувствовал, как она сдается перед его напором, с какой скоростью растет ее восторг. Она жадно хватала ртом воздух, а тело ее словно плавилось от внутреннего жара.

И вот она уже буквально кричит, рыдает, изгибается, и все рушится вокруг них.

Он не сразу понял, что Эмма плачет. Она тихо всхлипывала на его груди. Причина была ему неведома. Или она жалеет, что с ней не Рэтчитт?

В груди у Джейсона защемило, и весь восторг, только что испытанный им, улетучился.

Неужели реальность происшедшего оказалась непереносима для нее? Неужели в глубине сердца она все еще любит Дина Рэтчитта? Ревность пронзила Джейсона, когда он подумал, что Эмма, возможно, потому и отвечала ему так пылко: она старалась уговорить себя, что ее обнимают руки Рэтчитта, что это его губы целуют ее, это он овладел ею.

Джейсону понадобилось все хладнокровие, чтобы не совершить какого-нибудь дурацкого, самоубийственного поступка. Может, она и любит Рэтчитта, но вышла-то она за него, Джейсона! Это он сегодня лежит с Эммой в постели! И будет отныне лежать так каждую ночь. Он станет отцом ее детей. А Рэтчитт — идиот!

Усилием воли он отбросил от себя эти мысли и молча обнимал ее до тех пор, пока она не перестала плакать. Наконец Эмма затихла и заснула. А он бодрствовал до утра, лежал с широко открытыми лазами и повторял про себя слова матери:

«Нельзя иметь в этой жизни все, сынок».

Как же она ошибалась! И как она была права…

Джейсон проснулся от легкого прикосновения к его плечу.

— Что такое?