— Нет. — Голос Бекки был едва слышен.

Элизабет покраснела, смущенная тем, что выставляет себя дурой перед подчиненными. Пытаясь исправить положение, она строго попросила:

— Бекка, ты можешь принести мне кофе от Джо?

— Да, кстати, — пропел Айвен, получая большое удовольствие от ситуации. — Не забудь сказать, чтобы она отнесла назад одну из этих чашек. Джо будет доволен.

— А-а! — Элизабет щелкнула пальцами, как будто вдруг о чем-то вспомнила. — Захвати с собой одну из этих чашек. — Она протянула Бекке кофейную чашку. — Джо будет, — она смущенно запнулась, — доволен.

— Ага, она прекрасно меня слышит, — рассмеялся Айвен. — Просто не хочет себе признаться. Рассудок не позволяет. У нее весь мир черно-белый. — И, подумав, добавил: — И еще бежевый. Но я тут все встряхну, и мы повеселимся. Ты когда-нибудь делала это раньше, Элизабет? Веселилась? — В глазах у него зажегся озорной огонек.

Он спустил ноги с кушетки и вскочил. Сев на край стола Элизабет, он посмотрел на распечатки с информацией о воображаемых друзьях и недовольно покачал головой.

— Ну нет, ты же не веришь во всю эту чепуху, правда, Лиззи? Можно, я буду называть тебя Лиззи?

Элизабет вздрогнула.

— А-а, — нежно сказал Айвен, — Значит, тебе не нравится, когда тебя называют Лиззи, так?

Элизабет тихо сглотнула.

Он лег на стол поверх образцов коврового покрытия и подпер рукой голову.

— Что ж, у меня есть для тебя новости. — Он понизил голос: — Я настоящий. И никуда не уйду, пока ты не откроешь глаза пошире и не увидишь меня.

Элизабет перестала вертеть в руках листы с образцами и медленно подняла глаза. Она окинула взглядом кабинет, а затем уставилась прямо перед собой. Ее вдруг охватило почти забытое ощущение покоя. Она чувствовала себя в полной безопасности, окруженная теплом, и, застыв, словно в трансе, не могла ни моргнуть, ни посмотреть в сторону.

Внезапно дверь кабинета распахнулась так быстро и резко, что ручка врезалась в стену. Элизабет и Айвен вздрогнули от неожиданности.

— Что ж, простите, что прерываю ваше воркование, — хмыкнула возникшая в дверном проеме Сирша.

Айвен спрыгнул со стола.

Озадаченная Элизабет сразу начала приводить в порядок стол, что было ее естественной панической реакцией на неожиданные появления сестры. Она поправила пиджак и провела руками по волосам.

— Ну, не стоит наводить порядок ради меня. — Сирша махнула рукой, ее челюсти энергично ходили, занятые жевательной резинкой. — Знаешь, ты все время суетишься из-за ерунды. Просто расслабься. — Ее глаза двигались вверх-вниз, пока она с подозрением изучала пространство вокруг стола Элизабет. — Ты не собираешься меня представить?

Полуприкрыв глаза, Элизабет наблюдала за сестрой. Своими дикими поступками и вспышками агрессии Сирша выводила ее из себя. Пьяная или трезвая, Сирша всегда была одинаково непредсказуемой. На самом деле, Элизабет с трудом могла определить, пьяна сестра или нет. Сирша так и не нашла себя, так и не стала личностью, не поняла, кто она, к чему ее влечет, в чем ее счастье и куда она хочет двигаться в жизни. Она этого попросту не знала. В ней переплелись разные личности, которым она так и не дала развиться. Элизабет часто задумывалась о том, кем могла бы стать ее сестра, если бы перестала пить. Но она боялась, что это решило бы только одну из множества проблем.

Элизабет очень редко удавалось остаться с Сиршей наедине и поговорить, это напоминало ей погоню за бабочками, которых она в детстве пыталась поймать банкой. Они были такие красивые, наполняли комнату светом, но никогда нигде не сидели достаточно долго, чтобы их можно было поймать. Элизабет все время находилась в состоянии погони, а когда ей все-таки удавалось поймать сестру, Сирша яростно билась крыльями о стекло, стремясь вырваться на волю.

Находясь рядом с Сиршей, Элизабет изо всех сил старалась проявлять понимание, относиться к ней с симпатией и сочувствием. Она научилась этому, когда обратилась к специалистам. Ей хотелось получить как можно больше советов из разных источников, чтобы помочь сестре. Нужно было узнать те волшебные слова, которые следовало сказать Сирше во время ее редких визитов. И даже когда Сирша ей грубила и вела себя чудовищно, Элизабет все равно старалась держаться с ней дружелюбно и ласково, потому что боялась навсегда ее потерять, боялась, что Сирша совсем ускользнет из-под ее опеки. К тому же она чувствовала, что обязана за ней присматривать. Но главное, она не могла больше мириться с тем, что все красивые бабочки в ее жизни улетают от нее.

— Представить тебя кому? — мягко спросила Элизабет.

— Ох, оставь этот покровительственный тон! Если не хочешь меня представлять, не надо. — Она повернулась к пустому сиденью. — Понимаете, она меня стыдится. Считает, что я позорю ее доброе имя. Вы же знаете, как соседи любят болтать. — Она горько рассмеялась. — Или, может, она боится, что я вас спугну. Ведь так уже было с одним. Он…

— Сирша, хватит, — прервала ее Элизабет. — Слушай, я рада, что ты зашла, нам надо с тобой кое-что обсудить.

Колени у Сирши подергивались, а челюсти яростно пережевывали жвачку.

— В пятницу Колм пригнал машину назад и сказал, что на тебя завели дело. На этот раз все серьезно, Сирша. До слушанья ты должна вести себя очень осмотрительно. Оно состоится через несколько недель, и если ты сделаешь что-нибудь… еще, это может тебе дорого стоить.

Сирша состроила гримасу:

— Элизабет, расслабься! Что они сделают? Посадят меня на много лет в тюрьму за то, что я две минуты прокатилась в машине собственной сестры? Они не могут лишить меня прав, потому что у меня их нет. А если они сделают так, что я никогда не смогу их получить, то мне все равно, права мне не нужны. Все, что они могут, — это приговорить меня к нескольким неделям каких-нибудь дурацких общественных работ, например помогать старушкам при переходе через дорогу или что-нибудь еще в этом роде. Все будет в порядке. — Она надула пузырь, и он лопнул, а жвачка повисла на ее обветренных губах. Элизабет вытаращила глаза.

— Сирша, ты же не одолжила мою машину, ты взяла ее без разрешения, и у тебя нет прав, — сказала она срывающимся голосом. — Ты же не дурочка, ты знаешь, что так нельзя.

Элизабет выдержала паузу и попыталась взять себя в руки. На этот раз она сумеет переубедить сестру. Но Сирша никогда не желала признавать очевидное. Она тяжело сглотнула.

— Слушай. — Сирша начинала злиться. — Мне двадцать два года, и я делаю то же самое, что делают в моем возрасте все: гуляю и развлекаюсь. — Она перешла на базарный тон. — И потом, если у тебя в этом возрасте не было никакой жизни, это не значит, что и у меня ее быть не должно. — Она бешено хлопала своими крылышками, как будто сидела в банке и воздух был на исходе.

«У меня не было жизни, потому что я воспитывала тебя, — сердито подумала Элизабет. — И похоже, не справилась с этой задачей».