На что она надеялась, примеряя их? На то, что вместе с драгоценностями вернется прошлое? Или хотя бы то забытое ощущение чуда, которое возникало, когда Ийлэ добиралась до маминой шкатулки.

— А у кого еще? — Райдо нырнул за очередным кольцом под стол. А когда выбирался, то стукнулся о край затылком. — Пр-роклятие! Почему тут мебель такая низкая!

— Потому что она не для того, чтобы под ней ползать.

— Больно, — пожаловался он, потирая затылок. — Могла бы меня пожалеть…

— А ты хочешь?

— Чтобы ты пожалела? — Руку он убрал. — Нет.

И кольца высыпал на стол, а сам стол подвинул к Ийлэ, так ей удобней разбирать. Выстраивать цепочки от малого к большому… что она знает?

— То, чем занимался твой отец, тайной не было. — Райдо подвинул к краю самое маленькое из колец, простое серебряное с ушком, в которое протягивали ленту. А лентой кольцо крепили к браслету, вот только тот потерялся. — Я не знаю, чем он думал, почему не убрался сразу…

К этому кольцу прижалось второе, тоже крошечное, золотая травинка с крохотным бутоном… для Нани уже маловато.

Или нет?

Если попробовать… у Нани нет украшений, впрочем, Райдо отдал ей все погремушки, которые нашлись в сейфе, пусть бы Талбот и предлагал их выкупить. Безумные деньги сулил. Но наверняка взял бы втрое больше… или не продал бы? Погремушки красивые, с серебряными бубенцами, с цепочками и инкрустацией из теплого янтаря.

Камни Нани облизывает. А бубенцы норовит оторвать, но те держатся прочно.

— В конце концов, ювелира слила Дайна через своего любовника. — Райдо продолжал подвигать к Ийлэ кольца, одно за другим. — Притом она поломала чью-то игру… смотри, твой отец все равно ведь собрался уехать. И если так, то логично предположить, что вещи он собрал. Верно?

— Да.

Предполагать Ийлэ не хотела, как и вспоминать те дни перед отъездом, когда отец и мама постоянно ссорились. И мама еще плакала, закрывалась у себя в комнате…

…а потом сказала, что Ийлэ должна уйти.

— Точно собрал?

Странный вопрос.

И вообще, он сам утверждает, что отец Ийлэ…

— Подумай, — просит Райдо, подсовывая под пальцы Ийлэ тяжелый ободок с зеленым камнем. — Хорошенько подумай… понимаешь, оно ведь не сходится.

— Что не сходится?

— Сначала я тоже решил, что отец твой собрался в бега. Да, тянул… если его королева сюда сослала, то без ее позволения уехать он не мог. Насколько знаю, тетка отличалась на редкость поганым нравом. Вот и выходило, что дернешься — останешься без головы… и не дернешься — останешься без той же головы… — Райдо постучал колечком по столешнице. — Может, он рассчитывал получить прощение? Или что в новом мире старые грехи не в счет пойдут… ну, то есть я так подумал, что он так подумал. А потом вот в голову втемяшилось: если твои родители собирались деру дать, то какого хрена тебя отослали? — Кольцо выскользнуло из неуклюжих пальцев Райдо и покатилось. — И эти вот вещицы… да, я понимаю, что там где-то изумруды с бриллиантами и прочей хренотенью, но… на кой они в новом мире? Не важнее ли взять с собой что-то иное…

— Например… — Ийлэ поймала кольцо.

— Да. Это ведь не просто вещицы. Это ж память. Не твоя, а их… моя матушка по сей день хранит мои молочные зубы. И еще волосы. И первую распашонку. С кружавчиками. Вот ты можешь представить меня в распашонке с кружавчиками?

Он спрашивал это искренне, и Ийлэ попыталась. Представить. В распашонке с кружавчиками. Но, кажется, это было слишком для воображения Ийлэ…

— Ты улыбаешься.

— Что? — Она растерялась.

— Ты все-таки улыбаешься. — Райдо и сам скалился, и странно, но от этой его улыбки становилось легко на сердце. — И значит, все не зря…

— Отстань. — Ийлэ отвернулась.

Она улыбается?

Быть того не может… скорее всего, просто очередная маска выползла не вовремя. У Ийлэ множество масок, так почему бы не воспользоваться одной, если случай подходящий.

— И да, я улыбаюсь. — Она продемонстрировала Райдо ту самую улыбку, которую долго тренировала перед зеркалом, кажется, стараясь, чтобы выглядела та и естественной, и загадочной, и еще какой-то там… чтобы как в журнале дамском, где писали об очаровании улыбки.

— Нет, не так. — Райдо дотянулся и провел пальцем по губам. — Эта улыбка мертвая. Не надо ее. А та живая. Верни.

Если бы Ийлэ могла.

— Я все испортил, — вздохнул он и руку убрал. — Но если ты сейчас улыбалась, то и потом сможешь. Я так думаю…

— Лучше к делу вернись.

Она не готова сейчас говорить об улыбках и, кажется, стиснула в кулаке кольцо, одно из тех, которые уже малы.

— К делу… ладно, к делу так к делу. — Райдо ущипнул себя за ухо. — Я о том хотел сказать, что если вдруг пожар случится или еще какая беда, то матушка моя спасать будет не сапфиры с бриллиантами, а эту вот распашонку… или волосы Кейрена… или ленточку со свадебного платья. Понимаешь? Камни — это просто камни. И твой отец не мог этого не понимать. Одни пропали бы, он бы другие сделал…

— Как мой кулон…

— Да, именно. Как твой кулон. Но вот это, — Райдо указал на столик, — это не восстановишь. Копия не имеет ценности, за копией нет памяти. И вот поэтому я подумал, что, быть может, он вообще не собирался никуда уходить?

— Как?!

Безумная мысль. Настолько безумная, что Ийлэ не готова ее принять.

— Смотри, тогда все сходится. Тебя отправили из дому. Думаю, на день-другой, чтобы перестраховаться. Собрали драгоценности. Это было выкупом, откупом… не знаю, взносом, который твой отец готов был заплатить за свой покой. Он был уникальным мастером и… если бы не Бран, его бы не тронули. Зачем резать корову, которая сливками доится? Ювелир знал, что талантлив… уникален… и мог предложить сделку…

Райдо поднялся и заложил руки за спину.

Спина эта была такой широкой… надежно широкой…

— Но ему понадобился бы посредник. Во-первых, потому что твой отец не мог покинуть долину. Полагаю, дело не только в данном слове, королева держала его крепко. Во-вторых, между нашими народами шла война, и разговаривать с альвом не стали бы… а вот с человеком от имени альва…

Райдо расхаживал.

Ийлэ смотрела.

Так ли все было? Ей ведь казалось, что они собираются уезжать… мама говорила об отъезде. Конечно, она и говорила каждый день, а отец все медлил, словно ждал чего-то… и ссорились.

Если Райдо прав, тогда становится понятно, почему они ссорились.

Мама не хотела рисковать.

Договор? Его легко нарушить, и псам нет веры, война ведь… но отец верил им больше, чем королеве…