Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тильда устало вздохнула.
– Я не потерплю угроз в мой адрес или в адрес моего сына, тем более – необоснованных. Или вы называете здравомыслием подчинение лишь по тому только праву, что вы ниарх? Позвольте напомнить в таком случае, что перед законом Республики мы равны.
– Ваш сын использовал магию. Вы полагаете, это необоснованные угрозы? Он не контролирует себя. Он опасен.
И Тильда с ужасом поняла, что Корнелия Райнер права. Из-за чего бы ни возникла драка, Арон не может себя сдерживать.
– Я знаю лишь одно: вы пришли в мой дом и угрожаете мне бездоказательно! Те же самые обвинения могу выдвинуть и я, учитывая, в каком состоянии вернулся мой сын, – резко ответила Тильда. И снова горячее и злое чувство поднималось внутри, билось в такт сердцу, и еще быстрее, быстрее… Захлестывало ее.
– Я жду извинений, – требовательно сказала Корнелия Райнер, вставая. Она была ниже ростом, но даже поднимая голову, чтобы видеть лицо Тильды, смотрела сверху вниз. – И требую, чтобы ваш сын отправился туда, где таким, как он, самое место. В Отречение.
– Извинений вы не получите, пока не станут ясны обстоятельства драки, – отрезала Тильда. – И никакого права требовать от меня чего-либо у вас нет. Напомню вам, что Маллар Судящий слеп, и ему нет дела до того, ниарх стоит перед ним или найрэ! Как, собственно, и мне!
Лицо Корнелии Райнер стало таким, будто она унюхала какой-то мерзкий запах. Голубые глаза сверкали льдом.
– О, видимо, все же ваш сын унаследовал дурные наклонности своего отца. Я помню господина Элберта – пренеприятнейший был человек. Так что я не удивлена.
– Может, прямо скажете, что он пошел в своего папашу – редкостного мерзавца? Не умеющего держать себя в руках? – голос Тильды зазвенел, ударяясь в стены комнаты. – Пьяницу и транжиру, известного по всем притонам города? И в мать – шлюху, которая спит с сенаторами?
Лицо Корнелии Райнер сначала побледнело, а потом – лихорадочный румянец проступил сквозь слой пудры. Ее губы искривились.
– Вы… непозволительно грубы.
– Пожалуй, это не самое худшее, что можно сказать обо мне и о моем сыне, – очень четко и ясно ответила Тильда. Ее трясло от одного вида этой женщины, которая бесцеремонно пыталась влезть в дела ее семьи. – И указывать мне, как поступать с моим ребенком, вы не имеете права.
Они замолчали, глядя друг на друга. Тишина поглотила их, напряженная, колющая, больная. И Тильда стояла, упрямо глядя в глаза Корнелии Райнер, ведь иного оружия у нее не было. Спина болела от напряженной позы, боль дробила на куски колено, но Тильда не показывала этого.
Ничего не ответив, Корнелия Райнер повернулась и медленно и грациозно двинулась к выходу.
– Всего хорошего, – бросила она через плечо, и слова, скомканные и не поднятые, так и остались лежать между ними.
Хлопнула дверь, потом еще одна, всхрапнули кони, застучали по кирпичной плитке колеса экипажа, и все стихло. Сонно бормотал дождь за окном.
Тильда взглянула на портрет, что пялился со стены, сжала зубы от злости, в бессильной ярости ударила кулаком по резной спинке стула и устало опустилась на него.
Время шло, и ничего не происходило, и постепенно она начала успокаиваться. Душившая ее ярость сменилась пустотой. Арон, и эта женщина, и господин Коро, и стройка – все мешалось в мыслях, прежде – таких ясных.
Осторожные шаги заставили ее поднять голову. Это был отец Терк.
– У Арона сломан нос, и мне пришлось зашивать рану на лбу, – деловито доложил лекарь. – Но он крепкий малый, на нем все как на кошке заживает. Стараниями Многоликого все будет хорошо.
– Спасибо, мастер Терк, – тусклым голосом ответила Тильда. Слишком много сил она сегодня отдала…
Лекарь ощутил это и обеспокоенно спросил:
– А вы, госпожа? Как ваше колено?
– Все так же.
– Позволите?..
Тильда кивнула. Лекарь нагнулся к ней и начал осторожно ощупывать ногу, почти невесомо прикасаясь горячими и сухими ладонями к коже. От него неприятно пахло лекарственными порошками – как-то едко, но он прекрасно знал свое дело, к тому же – был из ордена Отрекшихся и практиковал целительство не только травами, но и с помощью сил Многоликого.
Многоликий… Сердце стукнуло слишком сильно и быстро.
– Мастер Терк… Вы полагаете, Арон может учиться вашему ремеслу?
Мужчина отвлекся от осмотра и глядел долго, не мигая. Потом ответил:
– Я полагаю, моя госпожа, что ему следует учиться. Но не в Отречении и не в Смирении. Его натура не сможет отказаться от земных благ и земных забот. – Мужчина помолчал, но, не получив ответа, продолжил: – А что касается ваших болей, то вот средство – должно их облегчить… – Он долго рылся в сумке, но наконец выудил на свет небольшой пузырек с мутным белесым настоем. – По ложке в день, госпожа, вместе с теми растираниями, что я вам дал.
– Спасибо. – И в этом слове было чуть больше, чем простая благодарность за проделанную работу.
Мастера Терка она проводила до порога, глядя на его коричневый балахон, на выбритые виски, на знак служителя Многоликого – особенным образом повязанный пояс. Неужели Арон станет таким же? Будет лечить других или молиться о заблудших душах, а может – путешествовать, помогая страждущим… Он научится – обязательно – обуздывать свою силу.
Но в это верилось слабо.
Несколько мгновений Тильда смотрела вслед целителю. Потом глубоко, с наслаждением вздохнула – лица коснулся сырой воздух, который принес сладкие, терпкие ароматы самшита и сырого камня.
И нехотя побрела назад, к дверям, раскрытым настежь в темные покои дома, где жила уже пятнадцать лет.
У двери на столике стояла лампа, и Тильда увидела письма, пришедшие на ее имя. Их было несколько: пузатые коричневые пакеты – из Градостроительного ведомства, одно письмо на белой и одно – на голубой бумаге. Чтобы отвлечься от горестных, темных мыслей, Тильда взяла их все и тут же вскрыла печать сначала на голубом.
Это было приглашение на ежегодное празднество торгового дома «Солейн», объединяющего виноделов, подписанное старинным другом ее отца. Тильда отложила его – на празднество в этом году она не собиралась. Нужно будет сочинить вежливый ответ с отказом…
Письма из министерства не содержали ничего необычного, это были бумаги на подпись и сметы.
Белый же конверт и печать на нем принадлежали брату. Тильда взломала сургуч. Быстрые, неаккуратные буквы складывались в три предложения: «В вино попал жук тукки. Все бочки «Западного Арха» пропали. В этом сезоне выслать денег не смогу».
Не веря, Тильда смотрела на лист бумаги в руке. Смотрела, а буквы то вспыхивали синим, лезли в глаза, то искривлялись, расплывались в каком-то тумане. Ее обступила липкая морось, и ощущение было такое, будто идешь наощупь в темном погребе, а к лицу пристала паутина.
Она выругалась – бессвязно и зло, выражая всю боль, все отчаяние в словах. Четыре пятидневья до Долгой ночи! Без денег, вырученных за вино, она не сможет собрать оставшуюся сумму для господина Коро, а недоимки в этот раз он не потерпит – в прошлом году она и так не смогла заплатить десять золотых.
Тильда вышла на крыльцо и села на мокрые ступени, и от резкого движения боль вонзилась в колено раскаленным гвоздем. Тильда хотела завыть – в голос.
Но у нее больше не было ни слез, ни слов.
5
Предутренние серые сумерки застали Тильду в напряженной позе за письменным столом – среди вороха конторских книг и расписок.
Она откинулась на спинку стула, чувствуя затылком холодное твердое дерево. Глаза болели, а плечи сводила судорога. Тильда провела ладонью по лицу, пытаясь стереть усталость, заставить себя сосредоточиться на цифрах.
Длинные столбцы их чудились, едва она закрывала глаза, эти цифры наливались красным и распухали, будто напившиеся крови пиявки, и никак не отодрать, никак от них не избавиться, и в голове – только бесконечные ряды чисел, что получено и что израсходовано, описи имущества, общая сумма, остаток и долги…
Тильда встала, чтобы размять затекшую спину. Прошлась по кабинету: от бюро к окну, от окна – к пустому камину, от камина – к шкафу.
Чтобы выплатить долг господину Коро, ей не хватало семидесяти золотых монет. Тильда смотрела на перстень с геммой и серебряные часы-луковицу, лежащие на столе – единственные ценные вещи в этом доме. И то и другое – подарки отца. Даже если продать их, а заодно и оставшиеся картины, и добавить еще то, что было отложено на черный день, можно выручить в лучшем случае две трети суммы.
Взгляд наткнулся на громоздкий шкаф в углу. В его ящике, запертом на ключ, хранилось пятьдесят тионов серебром, приготовленных для уплаты рабочим и подрядчикам.
Это неправильно, сказала Тильда себе, но рука сама потянулась за ключом к цепочке на поясе. Я не имею права лишать рабочих их жалованья, – пробубнила из своего угла совесть, но ключ повернулся в замке. Я не смогу вовремя вернуть эти деньги, – доказывал разум, но ладонь ощупывала тяжелые холодные кругляши.
А перед глазами вставало узкое бесцветное лицо господина Коро с хищной, острой улыбкой
