– Вот так-то, месье, – заявила Полина, победно глядя на меня. – Единственные, кого боялась Клер Донадье, были не живые, о нет! Испугать ее могли только выходцы с того света. Призраки, – уже завизжала Полина, теряя самообладание, – которые водятся в этом окаянном замке!

– Ну, тут всего лишь ваше предположения, – холодно сказал я. – Кто-нибудь из вас видел или слышал что-нибудь, что могло бы пролить свет на ее гибель? Может быть, кто-то сумел что-то заметить?

Все молчали. Я обернулся к Матильде, ища поддержки. Только она одна пока еще не поддалась общей истерике. Глаза на ее бледном лице ярко блестели.

– Вчера Клер поскользнулась на лестнице, – напомнила она. – Ее отнесли в комнату. Доктор Виньере осмотрел ее сразу же после падения, и он же навестил ее вечером. Это все, что я знаю, но, может быть, вам известно что-то еще? – Матильда повернулась к остальным.

Девушки переглядывались.

– Скажи им, Марианна, – наконец робко прошептала Франсуаза, хлюпая носом.

Марианна нервно прикусила губу и покачнулась.

– Когда я вчера возвращалась к себе в комнату, – буркнула она, – мне послышался крик. Что-то вроде «оставьте меня». Думаю, – теперь она смотрела в пол, – кричала Клер.

– Вы узнали ее голос? – спросила Матильда, подавшись вперед.

– Да, – ответила Марианна, по-прежнему избегая смотреть на нас.

– Тогда почему же вы не пошли и не посмотрели, что с ней? Может быть, она нуждалась в помощи?

Марианна с вызовом подняла голову.

– Если бы я пришла к ней, она бы наверняка меня облаяла, – фыркнула она. – И потом, мне и своих забот хватает, можете мне поверить.

Что можно было возразить?

– Я пойду поищу Констана, – сказал я. – И доктора. Они должны ее осмотреть.

Я двинулся к двери, но Марианна преградила мне дорогу.

– Думаете, месье Констан сможет поймать того, кто это сделал? – с вызовом спросила она. – Как бы не так! Ее убили призраки. Те же самые, что оставили надпись на зеркале. Те, которых видела мадам Эдмонда. Почему, ну почему вы не хотите признать очевидное? Замок проклят! И мы все погибнем здесь!

Это грозило перерасти в самую настоящую панику. Я решил, что пора унять зарвавшуюся служанку.

– Но пока вы живы и здоровы, – одернул я Марианну, – займитесь своим делом, а месье Констан пусть занимается своим. – Я обернулся к Матильде: – Я скоро вернусь, мадемуазель Бертоле.

Матильда улыбнулась – бледной, вымученной улыбкой, при виде которой у меня сжалось сердце.

– Идите, Арман, – сказала она. – Я буду ждать.

Все-таки хорошо иметь тетю! Не какую-нибудь вредную тетку с поджатыми губами и жидкими волосами, стянутыми в пучок, а такую тетю, как Дезире, от которой всегда пахнет фиалками и у которой такие мягкие руки.

Я так пишу, потому что она мне нравится, вот!

Позавтракав, я первым делом отправился к ней. Весь замок ходил ходуном – месье Констан вообразил себя капитаном, который ищет сокровище (пропавшего судью то есть). Метель наконец стихла, и на небе показалось солнце. В его лучах снег блестит так, что больно глазам. Тетя Дезире стояла у окна и смотрела на крошечные фигурки, которые копошились в саду.

– Думаете, они найдут его? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

– Нет, – коротко ответила тетя. – Не найдут.

– Почему? – заинтересовался я. (По правде говоря, я и сам придерживался того же мнения.)

– Да потому, что рыться в снегу – просто глупо, – сердито ответила Дезире. – Вчера уже обыскали весь сад, но ничего не нашли. – Она поглядела на меня. – У тебя сегодня много дел?

– Никаких, – честно ответил я.

– Тогда одевайся – и пойдем со мной.

– Мы будем искать судью? – деловито спросил я.

– Нет, – отрезала Дезире. – Мы будем думать.

По правде говоря, я не очень понял, что она имеет в виду, но все равно побежал переодеваться. Все служанки куда-то запропастились, и когда я наконец вышел в сад, Дезире уже была там. Она нетерпеливо ходила взад-вперед по дорожке, пряча руки в белую меховую муфточку, и ее лицо раскраснелось от холода. Будь я д’Артаньяном, я бы непременно в нее влюбился.

– Готов? – спросила Дезире. – Тогда пошли.

И мы медленно зашагали вперед.

– Так о чем мы будем думать? – спросил я, когда молчание, на мой взгляд, слишком уж затянулось.

Дезире улыбнулась.

– Да все о том же самом, малыш. Жил-был почтенный старый судья, и однажды он взял и исчез. Вопрос: что с ним стало и куда он мог деться?

– Ну, что с ним стало, мы знаем, – возразил я. – Его убили.

– Да? И откуда же сие следует?

– Так ведь он исчез, – удивленно сказал я. – Если бы он просто умер, его бы уже давно нашли, но судьи нигде нет. Значит, его тело куда-то спрятали. А зачем прятать тело человека, который умер своей смертью?

Дезире улыбнулась:

– Ну ладно, тут я с тобой соглашусь. И куда же, по-твоему, его могли спрятать?

– Не знаю, – честно ответил я.

Дезире прищурилась.

– Представь, Люсьен, что ты – убийца.

– Я не хочу быть Кэмпбеллом, – обиженно возразил я.

– Ладно, – легко согласилась Дезире. – Тогда представь, что я – сыщик Лекок[7], а ты – мой помощник. Ну так что вы думаете обо всем этом, инспектор Коломбье?

– Темное дело, месье Лекок, – печально сказал я.

– О, даже так?

– Да, месье Лекок. Намучаемся мы с ним, поверьте мне.

– Инспектор Коломбье, честное слово, я не узнаю вас. В конце концов, судья Фирмен – не какая-нибудь иголка. Не мог же он испариться, в конце концов!

– Что верно, то верно, – со вздохом согласился я, и тут меня осенило: – Но ведь убийца мог сжечь тело!

Дезире сделала страшные глаза.

– С прискорбием вынужден констатировать, инспектор Коломбье, что вы начитались романов некоего месье Габорио, – сурово сказала она. – Запомните, инспектор: даже курицу невозможно сжечь так, чтобы не осталось никаких следов, а человека и подавно.

– Ну, тогда… – Я немного подумал. – Он мог разрубить тело на части и зарыть их в погребе.

– Неплохо, инспектор Коломбье, но наш соперник Констан тоже успел подумать об этом. Вчера он уже побывал в погребе и не нашел там ничего, кроме бутылок превосходного вина и пары мышей, лакомившихся отменным окороком. Не знаю, как вам, а лично мне представляется совершенно невозможным, чтобы наш дородный судья сумел превратиться в мышь.