своем. Инга-Лилл смеется, так что у глаз резче проступают морщинки.

– Тебе нужно поговорить с кем-нибудь о том, что тебя беспокоит.

– А она повторится, паническая атака?

Я чувствую слабое головокружение и легкую тошноту. Сердце вот-вот снова начнет демарш. Инга-Лилл кладет руку мне на живот, осторожно нажимает на него ладонью и просит подышать животом.

– Нет, на сердечный приступ не похоже.

– Я попаду в психушку в Елливаре?

Папин старший брат, дядя Курт, несколько раз лежал в психушке и рассказывал страшные истории о запертых дверях, ночных криках и снотворном. В нашей семье скрывали, что Курт лежал в психлечебнице. Бабушка никогда об этом не рассказывала. А дедушка всегда качает головой и скептически относится к тому, что кто-то считает, будто кому-то поможет разговор с психологом.

– Ему всего-то нужно провести несколько дней на охоте, и он тут же поправится, – всегда говорит он.

Курт – нормальный парень, по словам бабушки. Не станет ныть просто так. Но в то же время нам стыдно за Курта и за то, что он угодил в психушку. А теперь, может, и я туда попаду. А вдруг меня привяжут к кровати?

– Ты не попадешь в психлечебницу. И в том, что люди обращаются в это учреждение, нет ничего плохого. Иногда человеку нужна помощь, чтобы разобраться со своей жизнью. Это то же самое, что отдать машину в починку. Душе тоже иногда нужны диагностика и ремонт.

Инга-Лилл хлопает меня по руке и, оттолкнувшись ногами от пола, откатывается на стуле к письменному столу. Она надевает очки для чтения в красной оправе и начинает печатать на компьютере.

– Детка, не буду я выписывать тебе направление в психиатрическую консультацию. Я сама тебе помогу.

Инга-Лилл наклоняет голову и смотрит на меня из-под очков.

– Придешь ко мне один или два раза.

Возражать у меня нет сил. Я только отворачиваюсь к белой стене и закусываю губу, чтобы не зарыдать.

Тут скрипит дверь, и в кабинете появляется мама – вся красная, запыхавшаяся.

– Бежала изо всех сил, – произносит она, тяжело дыша.

И в этот миг между нами вырастает невидимая стена. Мы молчим, и мама не смеет подойти ко мне. Инга-Лилл, наверно, сейчас пишет, что нам нужно как минимум десять посещений.

Теперь еще появилась мама, которая не может подойти к своей дочери.

Нормальная мама опустилась бы на колени рядом с кушеткой, крепко обняла бы, спросила, что случилось.

Наконец мама делает несколько робких шагов, подходит ко мне, трогает за плечо и поворачивается к Инге-Лилл.

– Что с ней случилось? Миокардит? Я ведь просила ее не ходить на физкультуру, если болит горло, а оно у нее болело на прошлой неделе. Это же было неделю назад, Майя? У тебя болит горло?

– Присаживайтесь, – говорит Инга-Лилл и, как обычно, улыбается.

Мама стоит несколько секунд как вкопанная, а затем садится на мой стул напротив Инги-Лилл. Я усиленно моргаю, чтобы сдержать слезы.

– У Майи после физкультуры была паническая атака. Она быстро прошла, но всё равно это неприятно. Панические атаки не опасны, но это сигнал: что-то идет не так, – говорит Инга-Лилл.

– Паническая атака?

Мама выговаривает по отдельности каждое слово.

– Может, расскажешь, Майя? – мягко просит Инга-Лилл.

– Я плохо спала ночью, – отвечаю я, и голос у меня как у вороны.

– Майя спит ночью примерно по три-четыре часа, и ее организм на грани истощения.

Я закусываю губу, поражаясь деликатности Инги-Лилл.

– Что? Три часа? Но почему?

Мама бледнеет. Она пытается повесить сумку обратно на плечо, но та постоянно соскальзывает.

– Ты не можешь заснуть вечером? Почему ты об этом не рассказывала? – продолжает мама, плюхая сумку на пол.

Все молчат. Инга-Лилл кивает мне, стараясь приободрить. Во рту у меня пересохло. У меня снова кружится голова и начинает сводить живот.

– Мы можем поговорить об этом позже?

Мама кивает.

– Я выписала Майе направление в психиатрическую консультацию, – говорит Инга-Лилл, прищурившись.

Мама хватается за стул, как будто вот-вот свалится с него. Интересно, она сейчас тоже вспомнила Курта? В ответ Инге-Лилл она только кивает.

– Будет хорошо, если она поговорит с кем-то еще. Майе нужно поделиться своим беспокойством.

Вдруг маму осеняет. Она словно обмякает на стуле.

– Видео, – устало говорит она.

– Видео? – спрашивает Инга-Лилл.

– Майя снимает видео на мобильный телефон. О том, что мы все умрем, когда Кируна уйдет под землю.

Я прячу глаза от Инги-Лилл. Не хочу показаться ей совсем сумасшедшей. Теперь-то она уж точно примет меня за психа. Это как-то чересчур – видеосъемка из-за страха провалиться под землю.

– Я уже несколько раз говорила ей, что этого не произойдет, но она меня не слушает, – капризно сообщает мама, как будто ее обидели.

– Чтобы что-то прекратилось и больше не повторялось, недостаточно одних только слов, – ласково говорит Инга-Лилл.

Мама вздрагивает, как будто получила пощечину. Строгий выговор за то, что ты плохая мама.

– Но детский психолог – это как-то слишком. Майя же не пыталась покончить с собой или уйти из дома.

Мама молчит. Вид у нее виноватый – как будто она не знала. А теперь у нее крутится в голове: чем же занимаются Майя и Юлия по выходным дома у Юлии?

Всем нам было бы легче, если бы я напилась до беспамятства, уснула в сугробе и умерла от переохлаждения. Это еще можно понять. Но нет же, я психически больна. Как и Курт. Может, в психушке нас поселят в одной комнате?

– Но ведь чтобы попасть в психиатрическую консультацию, придется ждать? Я слышала, что туда длинная очередь, – говорит мама.

Я думаю о Юлии, которая ждет меня за дверью. Что я скажу ей?

– Думаю, Майя почувствует себя лучше, как только начнет спать по ночам, – отвечает Инга-Лилл. – Спать по ночам жизненно необходимо. Хороший сон и хорошее питание творят чудеса.

Еще и хорошее питание? Похоже, на ужин сегодня мама не пожарит фалунской колбаски…[6]

– Вы сказали про панические атаки. Что это такое? И как с этим бороться? – говорит мама и снова замолкает.

– Вы имеете в виду, повторятся ли они? – уточняет Инга-Лилл. – Могу дать вам несколько интернет-ссылок. Там много говорится о том, как контролировать дыхание, успокаиваться, дышать животом, – рассказывает Инга-Лилл и показывает в качестве примера глубокий вдох-выдох.

Мама повторяет за Ингой-Лилл. Я отворачиваюсь и смотрю в окно. Так странно, что снаружи всё как обычно, в то время как здесь, внутри, всё изменилось.

23

Мы с Юлией идем за мамой, пока та разговаривает по мобильному телефону, прижав его к плечу ухом. Ускорив