Я ж не успокоюсь, пока не доведу дело до понятной мне самой концовки, я ж финансист, а счётные работники бывшими не бывают… В общем, я торжественно объявила: пусть дорогой муж выделит мне ежемесячный лимит денежек. Нет, не на хозяйство. На закупки вроде продуктов и всяких полезных в доме мелочей пусть он специально откроет для Дорогуши кредитную линию во всех лавках. Тот недавно настолько осмелел, что повадился ходить за покупками, да так втянулся, что по примеру знакомых домовых завёл приходно-расходную книгу. Даже подсунул мне недавно, чтобы похвалила… Так вот, наш доможил охотно и добровольно взвалил на себя обязанность хождения по магазинам. Так что нам с девочками остаются самые приятные траты: на увлечения, на красоту, на удовольствия.

Тут мой иногда циничный муж хмыкнул: дескать, знаю я ваши удовольствия. Опять половину букинистов ограбите, это при собственной-то изумительной библиотеке! Или потратите на городской фейерверк, или композитные луки, будто у Лоры этого добра не навалом, иди и выбирай… Что за женщины ему достались какие-то неправильные!

Но лимит установил. И пригрозил, что если не будем его, так сказать, «выбирать», то… увеличит.

Вот так.

Поэтому на ярмарку в Осталет — прелестный пригород Тардисбурга, где раз в неделю собирались со всей округи фермеры — мы с Элли явились, отягощённые приятно-увесистыми денежными мешочками. Несмотря на пожелания дона Теймура, кстати, тоже «ни в чём себе не отказывать». Ха. Нет, дорогой мой свёкор, с меня хватает прекрасного побережья, морских купаний и прогулок по вашему дивному саду: лучших прелестей Эль Торреса; а баловать всяческими безделушками вам и без нас есть кого!

И когда торговец тонким кружевом, любезно улыбнувшись — дескать, прекрасно вижу, с кем имею дело! — спросил, сворачивая в воздушный рулон изумительную скатерть:

— Записать на счёт дона дель Торреса, прекрасные донны?

…широко улыбаюсь:

— Зачем же?

И отсчитываю три полновесных золотых. Дежурная улыбка продавца сменяется искренней и дружелюбной, и озаряется довольством лицо его супруги, даже здесь, перед прилавком, не расстающейся с валиком и коклюшками, что так и пляшут в умелых пальцах, перестукивают, перешёптываются. Радость селян понятна: полновесная монета здесь и сейчас всегда предпочтительнее гипотетических расчётов в конце месяца. Хоть дель Торресы щедро платят по счетам, но этим трудягам хочется увезти с ярмарки не только расписки, но и полезные покупки, и гостинцы домашним.

Ох, как же здесь здорово!

Зная о моих пристрастиях, Элизабет сразу поволокла меня в ряды с изделиями местных мастериц. И теперь, отправив в карету с одним из мальчишек, которые крутятся в поисках заработка, тюк с покупками, мы бредём налегке, глазея, любуясь, получая настоящее эстетическое удовольствие. Я уже давно не бросаюсь с восторженными причитаниями на красивейшие вещицы: здесь их бесчисленное множество, и основная трудность не в том, чтобы найти нечто выдающееся, а в том, чтобы выбрать лучшее из лучшего. А после рукодельных рядов мы, не сговариваясь, сворачиваем в продуктовые.

Потому что местные копчёности — и мясо, и рыба, и морепродукты вроде каракатиц и омаров, и сыры — это нечто. Оливки всех сортов и оттенков, солёные, маринованные, фаршированные и цельные, в масле и в рассоле — это нечто. Пышная выпечка и крохотные, на один укус, жареные пирожки, сласти и сладости, пряности и орешки — нечто. И хоть физически невозможно продегустировать всё — мы пробуем, как минимум, половину увиденного, а к карете отсылаем уже шестого посыльного. Ничего, будет, кому всё это слопать! В конце концов, у меня за границами портала, что схоронился в Башне, обитают две молодые, активно растущие и жующие девицы, сластёна Дорогуша и муж-гурман. Мы ещё и Николасу отошлём гостинцы с малышом Рикки, пусть только тот появится!

Элизабет дёргает меня за рукав:

— Смотри, Ива, здесь кто-то новенький! И не один ряд, а целый квартал им выделили! Ой, даже с каруселью! Пойдём, глянем!

А я смотрю на дурачащихся скоморохов со свекольным румянцем на щеках, на их красные колпаки с бубенчиками, на медвежонка, неуклюже, но весело приседающего вместе с ними в пляске, на хохочущих девиц в алых и лазоревых сарафанах, на муромцев, подпоясанных вышитыми кушаками… и сердце заливает тёплая волна.

Русичи. Здесь. Чудо какое-то.

***

«Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят.

Пристают к заставе гости;

Князь Гвидон зовёт их в гости,

Их и кормит, и поит

И ответ держать велит:

«Чем вы, гости, торг ведёте

И куда теперь плывёте?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет,

Торговали мы конями,

Всё донскими жеребцами»…

Ну, к лошадиному-то ряду у нас поначалу и в мыслях не было приближаться. Просто припомнились стихи да так славно легли на душу … К тому же, всё в этом уголке ярмарки было, как в сказке; словно русичи привезли с собой не только товары, но и огромный кус собственного мира.

…Торговали соболями,

Чёрно-бурыми лисами…

Впервые в жизни я видела груды мехов; в них хотелось упасть, зарыться и немедленно залечь в спячку.

…Торговали мы булатом,

Чистым серебром и златом…

Оружие здесь, хоть и не парадное, а боевое, но блистало пластинами накладного червонного золота и благородного серебра, уникальными каменьями, причём не красоты или корысти ради, а вполне функционально: драгоценные камни и благородные металлы прекрасно держат дополнительные заклинания, от которых ещё ни один боец не отказался.

Помню, больше всего при чтении девочкам «Сказки о царе Салтане» мне нравились проныры, что на голубом глазу признавались:

… Торговали мы недаром

Неуказанным товаром…

Контрабандой, значит, баловались, ага.

Ну, это к слову пришлось, насчёт контрабанды. Лично для меня под определение «неуказанный товар» нынче попадало всё, что Александр Сергеич не стал бы вклинивать в свои бессмертные строки, дабы не нарушать размеров строф и вообще… не перебарщивать. А побывал бы гений вместе с нами на ярмарке — может, и не удержался бы от целой дополнительной поэмы или сказки. Чего тут только не было! После пушного и оружейного ряда — ряды с бочонками стоялых медов, то есть не просто густого душистого мёда, а сказочного напитка, варившегося из него с ягодами и хмелем, а затем выстоянного в земле несколько десятков лет. Глыбы и круги чистого белого свечного воска, к которому уже приценивались местные парфюмеры и просто девицы-красавицы, любящие устраивать с подружками посиделки при свечах. Россыпи самоцветов, необработанных и в изысканных оправах, кабошонов и фигурно огранённых. Услада женских глаз — целые горы гребней, браслетов, бус, височных колец, рукодельных штучек — резаных из кости и бивня. Кипы холстов, целые туеса речного жемчуга всевозможных оттенков и