Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рано утром пришёл папаша и скинул мальчика с кровати со словами: «А ну кыш отсюда, певец», сам завалился, не раздеваясь, спать и тут же захрапел.
— Здравствуйте, папа, — поздоровался мальчик с храпящим отцом, — сегодня у меня важный день, надеюсь, вы будете мной гордиться.
Пиноккио надел штаны, умылся, попил водички, положил в карман конфету и колоду карт, взял в руки перо и направился к двери.
— Ты у карт все рубашки запомнил? — спросил Говорящий Сверчок прежде, чем мальчик вышел.
— Все, синьор Говорящий Сверчок.
— Иди и не опозорь меня.
— Я постараюсь.
— Разорви их! Вытряси из них всё, включая и золотые коронки с зубов!
— Что вытрясти? — не понял парень.
— Иди, иди.
Глава 9
Первая победа или как разозлить хулигана
И Пиноккио пошёл в школу второй раз. Но теперь он знал, что такое жизнь и что без борьбы ничего в этой жизни не получишь. И он был готов к этой борьбе. Во дворике ещё никого не было, кроме угрюмого дворника.
— Здравствуйте, — храбро поздоровался пацан.
— Принесло уже, — невесело ответил дворник, оглядывая мальчика, — вот ведь солнце ещё не встало, а эти уже здесь, бедокуры чёртовы.
Но мальчишку не смутил столь недружелюбный приём. Он нашёл себе небольшой ящичек и ящичек побольше, подтащил их к забору в тенёк и соорудил себе стул и стол. На стол он положил колоду карт и конфету. Всё это парень делал на глазах у удивлённого дворника. И когда закончил, дворник не выдержал и подошёл посмотреть. Он осмотрел конфету и карты и подозрительно спросил:
— Продаешь, что ли?
— Да нет. Сижу себе, отдыхаю.
— А конфету зачем выложил?
— Проветриваю, знаете ли, — уверенно ответил Пиноккио, — а вы что, конфеты любите?
— С чайком иногда, в охотку. А так я их и не ем. Только эта, — дворник кивнул на конфету, — красивая больно, я таких не видел.
— Хотите? — не то спросил, не то предложил Пиноккио.
— Так ты продаёшь, что ли? Почём?
— Не продаю. Если хотите, сыграем. Я ставлю конфету на кон, а вы полсольдо, синьор дворник.
— Да я только в дурня умею.
— Да хоть в дурня.
— Ну, давай. А не жалко конфетку-то? Я же в дурня лет тридцать уже играю.
— Игра есть игра, проиграю — заберёте.
И они стали играть. Уже в середине партии Пиноккио понял, что человек, перед ним сидящий, играл много, но сути игры не понял. Дворник, как и все дилетанты, играл, собирая к концу кона козырей, а мальчик так, как учил его Говорящий Сверчок, — собирая ряды, то есть всех королей, или всех дам, или тузов. Естественно, в дураках остался дворник.
— Ах, ты пострел, — восхитился дядька, доставая монету из глубокого кармана, — обыграл. Давай-ка ещё сыграем.
Они сыграли ещё. Потом ещё. И ещё.
— Ну, всё, хватит, — дворник встал, — вот тебе два сольдо, чувствую, мастер ты отменный. Молодец, жулик!
Пиноккио был на вершине блаженства, он первый раз сжимал в кулаке настоящие деньги. К тому же он их выиграл честно, даже не прибегая к жульничеству, а чисто на мастерстве. Только вот есть ему хотелось сильно. Но это могло и подождать, ведь во дворе стали появляться первые ученики и, судя по виду, оболтусы.
«Куртка, ботинки, азбука, тетрадки», — как заклинание произнёс Пиноккио и стал ждать. А ждать ему долго не пришлось, двое из первых появившихся во дворе оболтусов подбежали к нему.
— А чья это конфетка? — один даже попытался её взять.
— Моя, — сказал Пиноккио и треснул оболтуса по руке.
— А чего она тут у тебя лежит? — поинтересовался второй.
— Отдыхает. А что, нравится?
— А то нет, дай куснуть. Я такие конфеты никогда не пробовал, — попросил первый конопатый мальчуган.
— А ты её выиграй, — предложил Пиноккио.
— В карты? — спросил второй, тот, что в картузе.
— Ну не в прятки же.
— А у меня нечего на кон поставить, — произнёс конопатый.
— А тетрадки есть?
— Есть. Две.
— Вот одну из них и ставь.
— А у меня есть резиновый индеец, — сказал владелец картуза и достал из кармана цветного, резинового, наишикарнейшего индейца с томагавком, — только он дороже, чем конфета.
— Ладно, — сказал Пиноккио, которому страшно понравился этот злобный индеец, — против индейца ставлю ещё один сольдо. Во что играем, в очко?
— Не, я в очко не играю, не люблю, — сказал конопатый, — давай в буру.
— Давай, — согласился Пиноккио и взял карты, — ну что, на раздачу до туза?
Раздавал, естественно, он сам, и игра получилась хорошей, но несколько сумбурной. В один момент парню показалось, что «плакала» его конфета, но всё обошлось. И вскоре тетрадка и индеец перекочевали к нему. А вокруг игравших собрался кружок из других пацанов. Все подсказывали и лезли с советами до тех пор, пока оба противника Пиноккио не встали разочарованные, уступая место другим.
— Ну, синьоры, — сказал Пиноккио, обводя взглядом всех присутствующих, — кто не струсит и поставит против этой замечательной, очень вкусной конфеты ещё что-нибудь?
— А что можно поставить? — спросил толстый пацан, которому очень хотелось попробовать конфетку.
— Да что угодно, — улыбнулся Пиноккио, — вот я вижу у вас замечательные деревянные башмаки. Ставьте, сыграем.
— Больно жирно будет, за одну конфету — целые башмаки.
— А я поставлю ещё индейца, — молодой Джеппетто достал из кармана заокеанского воина, — гляньте, какой он красивый.
— Ну не знаю, — замялся парень, — отец мне голову открутит.
— А ещё два сольдо поставлю, — произнёс Пиноккио, и монетки легли рядом с индейцем.
— Быть мне битым, — сказал толстяк, садясь на землю и снимая башмаки, — сдавайте, синьор игрок, играем в буру.
Пиноккио играл так, как будто на кону была его жизнь. Отступать