«Перехитрила меня негодница! – думал Василий, устало выбираясь на берег. – Наверно, присела и выждала, когда я пройду мимо, а потом потихоньку улизнула в лес!»

Вылив воду из сапог, Василий побрел к лесу.

Вдруг он услышал тихий всплеск воды и оглянулся на реку. Над спокойной серебристой речной поверхностью виднелась голова плывущей к берегу девушки. Сердце Василия радостно забилось: «Так вот ты где, милая!»

Присев на изогнутый ствол древней ивы, Василий стал ждать, когда беглянка выйдет из воды.

Вот, ощутив дно под ногами, девушка встала на мелководье. Водяные струи с журчанием стекали с ее длинных русых волос, облепивших все ее тело, юное и соблазнительно прекрасное.

Девушка медленно приближалась, постепенно выходя из реки. Ее мокрая белая кожа на руках и бедрах отливала призрачным блеском в свете луны, голова незнакомки была опущена, словно она боялась споткнуться.

Василию показалось, что в девичьей фигуре появились какие-то изменения: то ли плечи стали поуже, то ли бедра обрели несколько иную стройность. И цвет волос у нее явно не светло-русый, а какой-то зеленоватый. И кожа… Какая неестественно белая у нее кожа!

Еще два-три шага, и девица ступит на сушу. Внезапно она резко подняла голову.

У Василия озноб прошел по спине и вмиг вспотели ладони. Борислава!

– Что же ты глядишь на меня, Васенька, такими круглыми глазами? – прошелестел тихий голос Бориславы. – Не узнаешь разве?

Василий набрал в грудь воздуха и проговорил:

– Чур меня! Если ты русалка, ступай откуда пришла. Если…

– Вместе пойдем, Васенька, – прошептала зеленоволосая и протянула руку Василию. – Только вместе! Я так долго ждала тебя. Вся истомилась!

Бледные, бескровные губы Бориславы раздвинулись в широкой улыбке. Василий с отвращением увидел у нее на деснах присосавшихся пиявок.

– Но ты не рад мне! – просвистел с угрозой голос утопленницы. Глаза на ее бледном лице зловеще сверкнули. – Дай руку!

Василий вскочил, видя, что руки Бориславы с длинными загнувшимися ногтями все настойчивее тянутся к нему. Он попятился, спотыкаясь и едва не падая.

– Не уйти тебе от меня, Васенька, – молвила Борислава, ступив на песчаный берег. – Во всякой воде, стоячей и проточной, я буду подстерегать тебя. Никакие молитвы не спасут тебя от моих объятий. Иди же ко мне!

Василий повернулся и бросился бежать, как олень, преследуемый волками. Ему казалось, что страшная утопленница преследует его по пятам. Опамятовался Василий лишь возле городских ворот. Рубаха на нем взмокла от пота, щеки горели огнем, грудь разрывало от нехватки воздуха.

Страж у воротной калитки с любопытством посмотрел на странного беглеца, вымотанного до крайней степени.

– Черти за тобой гнались, что ли? – насмешливо спросил он.

– Хуже, отец, – хрипло ответил Василий и бессильно привалился плечом к дубовым воротам.

– Да ты никак Василий, Буслаев сын?

Василий молча кивнул, продолжая отпыхиваться.

– Набедокурил иль от обидчиков спасаешься? – проявлял любопытство старый воин.

Василий не ответил, утирая рукавом обильно текущий по лицу пот. Он шагнул к воротной калитке и толкнул ее.

Потом Василий взглянул на стражника:

– Просьба у меня к тебе, отец. Коль увидишь ночью нагую девицу с зелеными волосами, не впускай ее в город.

Страж изумленно открыл рот и долго смотрел вслед Василию, который, шатаясь, удалялся по улице.

«Дивно, – подумал страж. – Во хмелю младень, а вином от него не пахнет».

* * *

До самого утра Василий не сомкнул глаз. Стоило ему смежить веки, как перед ним вставало лицо Бориславы, мерещилась ее страшная улыбка и голос утопленницы звучал у него в ушах. Едва рассвело и откукарекали первые петухи, предвестники зари, домой заявились побратимы, уставшие, но довольные. Все четверо завалились спать на сеновале.

Вскоре по двору забегала челядь. Конюх Матвей выгнал лошадей на пастбище. Анфиска спозаранку принялась топить баню: была пятница, банный день.

Поднялся и Василий. Не дожидаясь завтрака, он вышел из дому и зашагал к Никольской церкви, где с недавних пор состоял в ключарях иеромонах Кирилл, духовник Василия.

Иеромонах Кирилл всегда благоволил к своему воспитаннику. Вот и на этот раз он исповедовал его не в храме, а в своей тесной келье с единственным узким зарешеченным окном. Сквозь зеленоватое богемское стекло из окна кельи была видна стройная береза, в ветвях которой шумела целая стая галок.

– Видать, приперло тебя сильно, коль пришел ко мне ни свет ни заря, – ворчливо молвил ключарь, расчесывая гребешком свою окладистую бороду и длинные, до плеч, волосы.

– Приперло, отче, – мрачно проговорил Василий и поведал священнику об увиденном прошлой ночью.

Священник выслушал Василия, не спуская с него внимательных глаз.

– Мнится мне, дружок, бесовские силы охотятся за тобой, – заговорил отец Кирилл, когда Василий умолк. – Судя по всему, грехов на тебе не перечесть. Готов ли ты нынче же покаяться во всех своих прегрешениях?

– Готов, отче, – склонил голову Василий.

– Тогда отвори уста свои и молви только правду, как перед Богом, – торжественно произнес священник и перекрестил Василия. – Через это покаяние спасешь ты душу свою.

Василий с внутренним трепетом преклонил колени. Много грешил он, вспомнит ли все, что творил на трезвую голову, во хмелю и в гневе, нарушая заветы христианские? Но вспомнить надо.

Долго перечислял Василий совершенные им прелюбодеяния, увечья сверстников, нарушения постов, сквернословие, убийства, когда на море разбойничал. Молча внимал ему отец Кирилл.

Когда закончил Василий свою длинную исповедь, священник скорбным голосом вымолвил:

– Коль наложу я на тебя епитимью за весь твой блуд, кровопролитие и несоблюдение постов, то придется тебе, Вася, в монастырь идти грехи замаливать. Здесь обычным воздержанием да сухоядением не отделаешься. Только то, что ты два года в церкви не был и нечистую пищу вкушал, потянет на два года самого сурового покаяния. В рубище тебе придется ходить, на голом полу спать, людей не видеть, жить на воде и хлебе.

Василий вскинул глаза на священника:

– Не получится из меня схимника, отче. Лучше мне умереть, чем выносить такое.

– Кому-кому, а тебе помирать никак нельзя, грехов не замолив, – погрозил пальцем ключарь, – ибо душа твоя прямиком в ад отправится. Такие муки в аду примешь, какие тебе и не снились!

– Я боли не боюсь, – сказал Василий.

– Загробные муки вечные, – сурово пояснил священник, – их усилием воли не переможешь. Криком зайдешься, глаза на лоб вылезут, а легче не станет ни через месяц, ни через год. Никогда. Милости от слуг Сатаны ждать бесполезно. Милостив лишь Бог.