Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрик, навалившись на неё всем телом, еле отворил громадную дверь, и шмыгнул за порог вместе с девушкой; а потом, пыжась, закрывал обратно, наблюдая, как дверь захлопнулась перед самым носом великана. И Эрик, что было силы, закрутил огромный вентиль, заперев врата на засовы. В следующую секунду приходилось слышать только мощные удары по ту сторону и постепенно нарастающий скрежет. Но вскоре даже разъярённый Мэндлок затих.
– Что это, чёрт возьми, было?! Что ещё за обрушение вагона?! – раздался девичий крик.
– Ты меня спрашиваешь?! Откуда мне вообще знать? Я думал, ты мне скажешь! – возмутился парень, потирая едва не оглушённое от крика ухо.
На лице Готи застыл шок.
– Да не может такого быть! Этот поезд невозможно… да он же неуязвим, – тихо говорила кареглазая, ошеломлённо глядя на парня.
На вопросительный взгляд Эрика, затаившего вопрос, она ответила невнятно:
– Просто… Почему-то странно.
– Я уже второй раз слышу эту фразу про неразрушимость поезда, – не желая терять времени, Эрик принялся поворачивать вентиль следующей здоровенной двери, за которой скрывался проход в следующий вагон. – А вот Лин, когда вагон начал рушиться, не удивился этому, а сразу дал чёткие указания, будто что-то знает об этом.
– Но дядюшка Лин сам говорил, что этот город невозможно уничтожить!
– Но уж если происходит то, что происходит, значит, что уничтожить его всё же можно? – окончательно отворив дверь поворотом вентиля, парень принялся её толкать, открывая путь в следующий вагон.
Внутри оказалось спокойно. По площади небольшая, но высокая комната, видимо, лишь часть огромного вагона, некое промежуточное помещение. А в конце двойные деревянные двери, украшенные барельефами и поблёскивающими ручками. Сочного цвета паркет из дуба; пара огромных диванов, предназначенных явно для великанов; настенные светильники, дарующие помещению мягкое, буквально убаюкивающее освещение; а стены сплошь в коричневых обоях с золотистыми узорами.
– Нет, не может, – продолжила она, проходя в комнату.
– Да с чего ты вообще взяла? По-твоему, почему тогда он разрушается сейчас?
– Да откуда мне знать! Даже если вагон получает повреждения, то очень мизерные, и быстро восстанавливается. А сейчас… а сейчас такое!
В их диалоге повисла пауза. Парень путался в собственных мыслях, ничего не понимая. Он слишком многое и в быстром темпе пережил за последнее время. Он ничего не знал об этом поезде, но точно уверен, что состав разрушается, несмотря на свою некую неразрушимость. Это было ясно, как божий день, и спорить об этом глупо. Но Готи никак не хотела принимать данный факт.
Ситуация казалась Эрику настолько бредовой, что он впервые в жизни почувствовал себя чрезвычайно беспомощным перед происходящим. Он толком не понимал, что же это за поезд такой, и не имел ни малейшего понятия об истинной природе этого места. Эрику просто не на что было опираться в попытках предпринять что-то, кроме как идти дальше и следовать призрачной и туманной цели найти Манфисталя.
– Прости, – начал парень, – я не хочу этих ненужных ссор. Просто пойми, я попал сюда невесть каким образом, не зная, что это вообще за место. И нахожусь здесь без всяких конкретных целей.
– Всё хорошо, – ответила девушка, тяжело вздыхая. – Я тебя не виню. Сама в такой же ситуации уже многое время.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, нахожусь здесь. Бесконечно живу в своём вагоне. Без целей, без понимания самого места. Будто когда-то попала сюда, но ничего не помню. Я знаю о поезде слишком мало, да и то от дядюшки Лина. Только его ответы всегда какие-то двусмысленные и толком не ясные. Будто он сам ничего не понимает, либо же знает всё, но не хочет говорить.
Она вздохнула, достала кругленькую коробочку, открыла её, и, смотрясь в зеркало крышки, начала маскировать потёкший макияж новым толстым слоем белой пудры. Её бледное, как у фарфоровой куклы тело отлично гармонировало с такой белизной.
Пока она прихорашивалась, Эрик какое-то время смотрел на неё, и в конечном итоге ударился в раздумья. В его голове всплывали недавние воспоминания о вокзале, прибытии поезда и том неясном существе, которое, когда Эрик с Краусом шли через вагон, появилось под потолком, и обратилось к парню, а затем исчезло.
Тишина вокруг нарушалась едва слышимыми шагами. Они были огромными, но необычайно тихими. И только Эрик, приоткрыв рот, собирался что-то сказать, как из стены, выходя подобно призраку, появилась гигантская нога. Она уходила в потолок, была вся прозрачная, с синим отблеском, и излучала мерцающую ауру. Нога, игнорируя стены, ступила в комнату, а после недолгой паузы совершила следующий шаг, скрываясь за стеной. Будто некий огромный призрак шагал по вагонам сквозь любые препятствия.
– Невероятно, – сорвалось с губ парня.
– Это слово ты скажешь ещё не один раз, —глупо улыбнулась девушка.
Девушка подошла к дверям, и стоило ей распахнуть их, то она замерла в изумлении.
Взору открылся зал, напоминающий помещение готического собора. А в нём некое поле с настолько мягким покрытием, что проваливались ноги. По всей территории несметное количество здоровенных клеток и разорванных игрушек, чьи части в виде ваты и оторванных конечностей валялись повсюду. Всё это огромное место – манеж для детей, да не простых, а великанов, которые находились здесь. Каждый минимум с человека ростом, при этом по виду имел вес под восемьсот килограмм. Кошмарные, мерзкие, противные, с глупыми, но одновременно пугающими взглядами, эти твари пускали слюни. Они неуклюже передвигались, вечно спотыкаясь на ровном месте и падая на мягкий пол, который под тяжестью туш сразу проваливался, смягчая любое падение, а потом, как пружина, подкидывал тварей, возвращая их на ноги.
Дети, если этих кошмарных существ можно так назвать, свободно разгуливали по вагону, мучая бедные игрушки и иногда вступая в перепалку друг с другом.
Вглядевшись, Эрик увидел пару развороченных клеток. Видимо, чудовищные младенцы из них выбрались,
