– Нет, не ясно, – ответил я решительно.

– Не ясно? Вот что, незнакомец! Я говорю совершенно серьезно. Посмотри мне в глаза – и ты увидишь, что я не шучу. Если ты не уберешься немедленно, ты живым отсюда не уйдешь. Видишь этот пень? Тень от него идет к дому. В ту минуту, когда она доползет до стены, я застрелю тебя, не будь я Хик Холт. Помни, я тебя предупредил!

– А я предупреждаю вас, мистер Холт, что буду защищаться. Если вы промахнетесь…

– Промахнусь? – прервал он меня и презрительно повел плечом. – Промахнусь, дурень? Ну, об этом я не беспокоюсь!

– Если вы промахнетесь, – продолжал я, не обращая внимания на его слова, – я вас не пощажу. Вы собираетесь подло, как трус, воспользоваться первым выстрелом, но имейте в виду, что в случае промаха я сам вас застрелю, и суд меня оправдает, так как я сделаю это, защищая свою жизнь. Если вы выстрелите, я выстрелю тоже. Берегитесь – я не щажу трусов.

– Трусов? – взревел гигант. – А если я не промахнусь? – продолжал он с многозначительной, полной презрения усмешкой, означавшей, что он всегда попадает в цель. – А что, если я не промахнусь, мистер Хлопушка?

– А вдруг промахнетесь? Не будьте слишком уверены в том, что попадете наверняка. В меня не раз уже стреляли.

– После моего выстрела никому не придется стрелять в тебя.

– Вот мои документы

– И все-таки я рискну остаться здесь. Если даже вы меня убьете, вы ничего этим не выиграете. Имейте в виду, любезнейший, мы с вами не деремся на дуэли. Если вы меня застрелите, вас покарает закон.

Мне показалось, что мои слова произвели некоторое впечатление на скваттера. Видя, что он молчит, я продолжал тем же решительным тоном:

– Если мне суждено погибнуть от вашей руки, помните, что у меня есть друзья, которые заинтересуются обстоятельствами моей смерти и начнут расследовать их. Если я убью вас, защищаясь, суд меня оправдает. Если же вы убьете меня, ваш поступок расценят иначе. Это будет преднамеренное убийство!

Последнее слово я произнес особенно многозначительно. На лице скваттера отразилось некоторое волнение, и мне даже показалось, что он задрожал и слегка побледнел. Дрогнувшим голосом он ответил:

– Преднамеренное убийство? Нет, нет! Я же тебя предостерег. У тебя еще есть время спасти свою шкуру. Убирайся с моей вырубки, и я тебя не трону.

– Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не признаете моих прав на этот участок.

– В таком случае ты отсюда живым не уйдешь.

– Значит, вы решили стать убийцей?

Я снова подчеркнул последнее слово и увидел, что оно произвело необычайное впечатление. Испугался ли он последствий или в его душе еще тлела искра человечности, а может быть – что, впрочем, было мало вероятно, – он устыдился своего недостойного поведения? Трудно сказать, почему, но после моих слов скваттер, казалось, немного присмирел.

– Убийца! – повторил он после небольшого раздумья. – Нет, нет, я не убийца! И без того уже плохо, когда тебя обвиняют в преступлении, в котором ты не повинен. Я не собираюсь совершать убийство, но теперь я тебе уже не позволю уйти отсюда. Минуту назад я этого хотел, но ты сам потерял шанс на спасение, назвав меня трусом. Нет, ты должен умереть. Готовься к смерти. Я тебе покажу труса!

– Конечно, трус!

– В чем же моя трусость?

– В вашем ничем не оправданном нападении на меня, особенно поскольку оно дает вам возможность стрелять первому. А что, если я сейчас сам застрелю вас? Вы видите револьвер в моей кобуре? Прежде чем вы вскинете свое ружье к плечу и прицелитесь в меня, я успею всадить в вас все шесть пуль. Если бы я так сделал, как бы вы это назвали? Не трусостью и не преднамеренным убийством?

Говоря это, я видел, как выражение лица моего великана-противника постепенно менялось. Казалось, в мозгу его созревало новое решение, вытеснявшее ранее намеченный план действий. Неужели я сумел пробудить его честь? Именно к этому я и стремился и теперь продолжал разговор в том же духе, ибо только это могло подействовать на человека такого склада.

– Вы не отваживаетесь действовать открыто? – насмешливо сказал я. – Вы хотите подло убить меня, а для этого нужно, чтобы ваш выстрел был первым.

– Это ложь! – крикнул гигант, выпрямившись во весь рост с такой величественной осанкой, какой я от него не ожидал. – Я не собираюсь убивать исподтишка, и первый выстрел мне вовсе не нужен. Не такой уж Хик Холт плохой стрелок, чтобы опасаться тебя и твоей хлопушки. И не так он дорожит жизнью, чтобы бояться ею рискнуть! Хоть ты и надутый индюк, но в подлости ты меня обвинить не сможешь! Однако ты, кажется, парень, не трус, поэтому я, пожалуй, сделаю по-другому.

– Как? – воскликнул я, пораженный этими словами и полагая, что они означают конец нашего столкновения. – Значит, вы хотите поступить по справедливости?

– Я хочу честно биться с тобой!

– Ого, дуэль?

– Дуэль, если это так по-вашему называется, мистер.

– Я согласен. Но ведь у нас нет секундантов?

– А ты думаешь, что два человека не способны честно драться без секундантов? Видишь пень у изгороди?

– Вижу.

– Так вот, мистер, становись перед ним или позади него, как тебе больше нравится. Здесь, у сарая, тоже есть пень – это будет мое место. Между ними ярдов двадцать. Годится тебе такое расстояние?

– Такое или другое – мне все равно, – ответил я машинально, все еще охваченный изумлением, не лишенным некоторой доли восхищения.

– Ну, так слезай с лошади и забирай с собой ружье. Мое при мне, как видишь. Думаю, что больше одного раза стрелять мне не придется, но, если бы я промахнулся, берегись: я заряжаю ружье быстро! И помни, мистер: один из нас не уйдет отсюда живым.

– А кто же подаст нам сигнал для первого выстрела?

– Это я уже обдумал. Не беспокойся.

– Как же вы это устроите?

– А вот как: у меня есть дома кусок оленины. Я принесу его сюда и брошу вон там, на середине поляны. Видишь стервятников на тех сухих деревьях?

Я кивнул головой.

– Ну так вот: нам не долго придется ждать, пока какой-нибудь из них бросится вниз на это мясо. Как только первая птица коснется его, это и будет сигналом. Так будет по-честному?

– Конечно, – все еще машинально отвечал я, так как именно честность его предложения не давала мне опомниться от изумления.

Этот человек не только изумлял – он просто обезоруживал меня, и его неожиданно изменившееся поведение совсем укротило мой гнев. Не задумываясь о возможных последствиях, я уже чувствовал, что совсем не склонен драться. Может быть, еще не поздно остановить эту бессмысленную дуэль? Такова была моя мысль, и, подавив свою гордость, я высказал ее вслух. Однако в ответ на такое миролюбивое предложение я услышал: