Они помолчали.

– Ладно, – сказал наконец Фредди. – Пока что я возьму собаку.

– Зачем она тебе?

– Покажу. Тетя увидит, какие бывают собаки, когда едят наш корм. Беда с этой тетей! Ничем ее не проймешь. А вот на него она клюнет, он такой здоровый… В общем, попробую. Значит, я его беру?

– Бери.

– Спасибо, Туша. Ты сегодня зайдешь?

– Может быть… – печально ответил Бингэм.

Узнав, что ее впечатлительная дочь катается с эстрадным тенором, леди Олсоп совсем загрустила. Когда Фредди начал тяжкий обратный путь, она сидела в отчаянии на террасе. Эрдель ушел по своим делам, китайский мопс с ней остался. Его отрешенности она завидовала.

Только одно хоть как-то смягчало ее отчаяние – племянник исчез. Все мучители были тут – и комары, и мухи, – но не Фредерик. Кого не было, того не было.

Но бедная женщина лишилась и этого утешения. Из-за кустов, слегка хромая, вышел ее племянник и направился к ней. За ним шло что-то вроде собаки.

– Да, Фредди? – покорившись судьбе, сказала леди Олсоп.

Мопс открыл один глаз, подумал, не залаять ли, и решил что слишком жарко.

– Это Бутыль, – сказал Фредди.

– Что?

– Бутыль. Собака. Посмотри, какие мускулы!

– В жизни не видела такой дворняги.

– Душа важнее знатного родства, – сообщил Фредди. – Да, породы нет, но ты посмотри на фигуру. Ест только наш корм. Пойдем в конюшню, увидишь, как она гоняет мышей. Тогда поймешь!

Он говорил бы и дальше, но пес Бутыль, обнюхав за это время деревья и повалявшись на траве, вернулся к людям и увидел, что на коленях у незнакомки лежит непонятное существо, по-видимому – живое. Он подошел поближе и понюхал.

К его величайшему удивлению, существо подскочило и спрыгнуло на землю.

Бутыль не раздумывал ни мгновения. Он любил подраться с равными, но не с такими же! Обежав трижды вокруг лужайки, он попытался влезть на дерево, не смог, поджал свой длинный хвост – и убежал со сцены.

Фредди очень удивился, не говоря уже о печали. Леди Олсоп не скрыла своего мнения, и ее презрительные смешки нелегко было вынести.

– Я очень рада, – говорила она, – что моя Сьюзен не мышь. От мыши твоя дворняга просто умерла бы.

– Бутыль, – сдержанно сказал Фредди, – особенно хорош с мышами. По чести, ты просто должна пойти в конюшню, дать ему шанс.

– Спасибо, я видела все, что надо.

– Не хочешь посмотреть его в деле?

– Нет, не хочу.

– Тогда, – мрачно сказал Фредди, – говорить не о чем. Отведу его в Матчингем.

– Почему?

– Он там живет.

– Это собака Руперта?

– Конечно.

– Значит, ты видел Руперта?

– Естественно.

– Ты его предупредил?

– Это не нужно. Гертруда ему написала.

– Быть не может!

– Может. «Знаем ли мы» и так далее. На мой взгляд, отставка. А что до Бутыля, ты учти, что он мопсов не видел. Мыши – вот его стезя!

– Господи, что ты порешь? Подумай о Гертруде. Надо ее как-то спасти.

– Могу с ней поговорить, но ничего не выйдет. Что поделаешь, тенор! Ну, я пошел. Прошу прощения…

Из ближних кустов высовывалась честная морда. Бутыль хотел убедиться, что прозвучал отбой.

Поговорить с Гертрудой удалось только тогда, когда пили коктейль перед обедом. Настоящий торговец, мастер своего дела, не сдается. Причесываясь, Фредди понял, как убедить тетю, и, спустившись в столовую, вспомнил о своей миссии. Гертруда сидела у рояля, наигрывая что-то мечтательное.

– Надо нам поговорить, – сказал Фредди. – Что за ерунда у вас с Тушей?

Гертруда покраснела:

– Ты видел Руперта?

– Я у него был.

– О?

– Он страдает.

– О!

– Да, страдает, – подтвердил Фредди. – И как тут не страдать, когда твоя невеста разъезжает с певцами? Что ты в нем нашла? Чем он берет? Не галстуками, они у него жуткие. Как и весь вид. Костюмы какие-то… готовые, что ли… Мало того – баки! Да, короткие, но есть. Ну можно ли предпочесть такому человеку, как Туша, этого хлыща?

Гертруда взяла несколько аккордов.

– Я не собираюсь это обсуждать, – сказала она. – Не твое дело.

– Нет, прости! – сказал Фредди. – Извини! Кто вам все устроил? Если бы не я, вы бы вовек не обручились. Значит, я вроде ангела-хранителя и дело – мое. Конечно, – прибавил он, – я тебя понимаю. Этот тип тебя охмурил, и тебе кажется, что Туша – какой-то пресный. Но, посуди сама, старушка…

– Я не старушка.

– Посуди сама, идиотка! Туша – прекраснейший человек, надежный. А такие, как твой Уоткинс… Ничего, когда будет поздно, прибежишь ко мне! «Ах, почему я не подумала?» А я отвечу: «Кретинка…»

– Продавай ты лучше свой корм, – сказала Гертруда.

Фредди сурово на нее посмотрел.

– Это наследственное, – сказал он. – От матери. Как и она, ты не способна понять, где правда. Корм? Ха-ха! Уж я его продавал. И что же? Ничего. Ну, подождем до вечера!

– А сейчас что, не вечер?

– Более позднего. Увидишь интересный опыт.

– Опыт?

– Еще какой!

– Что это значит?

– Это значит «хороший».

После обеда в Бландингском замке вроде бы царил мир. Заглянув в янтарную комнату, ненаблюдательный человек решил бы, что все в порядке. Лорд Эмсворт читал в углу книгу о свиньях. Сестра его, леди Констанс Кибл, что-то шила. Племянница, Гертруда, смотрела на Орло Уоткинса. А этот самый Уоткинс, глядя в потолок, пел эстрадным тенором о каких-то розах.

Фредди тут не было. Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы его отец счел вечер удачным. Но загляните глубже! Леди Олсоп, глядя на дочь, просто терзалась. Гертруда тоже терзалась после разговора с Фредди. Терзалась и леди Констанс, которой сестра с родственной прямотой сказала недавно, кто именно позволяет эстрадным тенорам разгуливать по замкам. Лорд Эмсворт испытывал то, что испытает всякий, когда хочет читать о свиньях, а ему поют о розах.

Только Орло Уоткинс был счастлив. Но приближался и его час – когда он распелся вконец, за дверью кто-то залаял. Он не любил собак; а теноры еще и не любят, чтобы с ними соревновались.

Дверь открылась, появился Фредди с маленьким мешочком. За ним шел Бутыль. Лицо у Фредди было именно такое, какое бывает у людей, поставивших на карту все. Примерно так выглядели гвардейцы при Ватерлоо.

– Тетя Джорджиана, – сказал он, показывая мешочек, на который кидался Бутыль, – ты отказалась пойти в конюшню, и я принес мышей сюда.