Д: Не дотянул…

А: Не дотянул он до него, Даша.

Д: Стало быть, и Достоевский не дотянул.

А: Сдался. Сломался. Убежал в сумасшествие. Я только сейчас начинаю понимать слова Франчески Фримантл о том, что происходит тогда, когда люди попадают в бардо (имеется в виду бардо Дхарматы*)[15]. Там есть такой момент: когда люди встречаются с пронзительной правдой – настолько глубокой, настолько мощной, что она ошеломляет, – многие предпочитают поглупеть, убежать в глупость, уйти в недопонимание, блаженненькое отупение – только с одной целью: чтоб не дай Бог не увидеть этой правды. Старческое слабоумие, стариковская глупость – это не возрастное, это просто расплата за нежелание знать правду. Механизмы могут быть разными, изначальная причина – одна и та же. Так и мы все до себя не дотягиваем только по одной причине – чего-то не хотим знать. И мы все сами себя из себя изгоняем, чтобы это что-то не знать. А что мы из себя изгоняем в итоге? Царствие Небесное. Почему блаженны те, кто изгоняется за правду? Всегда есть выбор. Но сначала делается предварительный выбор – на уровне понимания последствий. Христос знал, на что идет, и Ему не хотелось на крест. Но Он пошел: «не как Я хочу, но как Ты». Причина наступления блаженства гонимого за правду заключается в том, что в результате его выборов происходит разрыв всех бессознательных связей. Мы все привыкли испытывать друг по отношению к другу тепло, приязнь, симпатию и т. д. И мы очень сильно к этому привязаны, некоторые – чрезвычайно сильно. И когда правда раскрывается, все симпатии и привязанности обрываются. Вообще, мне кажется, в этом заключалась проблема всей русской литературы, да и всей русской жизни XIX-го века. Даша привела в пример князя Мышкина, а ведь можно начать с Чацкого: «И вот общественное мненье… и вот на чем вертится мир»[16]. У Пушкина этого тоже много.

Д: Можно и Лермонтова вспомнить – «Герой нашего времени»…

А: Да. Это характерная черта всей литературы XIX-го века – попытка вырваться из общинной растворенности. Общиной ведь жили не только крестьяне, аристократы тоже были общинным сословием – как и купцы, как и все общество XIX-го века. Те, кто пытался вырваться из общины, освободиться от ее влияния, – от боярыни Морозовой до Радищева и Чаадаева – сталкивались с жестокими последствиями таких попыток. Община изгоняла их, «перекрывала им кислород», выражаясь современным языком. И они вдруг обнаруживали, что, оказывается, их потребность в общинном тепле, поддержке намного больше, чем они могли себе представить, критикуя лживость и дремучесть общинного устройства из привычных и удобных недр этой самой общины. Вот как интересно все устроено. И отсюда начинаются страдания. Но это не те страдания, о которых написано в Евангелии. Эти страдания (да не прозвучит это кощунством, ибо любое страдание реально и заслуживает участия) – еще инфантильны и бессознательны, это просто другой уровень. А в фигуре Христа мы находим уже полное отречение от всего тепла человеческого ради тепла Божественного. Полное превращение: нравственная, эмоциональная трансформация в идеализм – во внутреннюю свободу и самодостаточность, когда ничто, никакие гонения, никакой лютый холод снаружи не заставит нас отречься.

Д: Почему они «изгнанные», Саш? Тогда они не «изгнанные», а «избранные». Откуда они изгнанные?

А: Изгнанные за правду? Из общества, из общинности, из тепла и поддержки.

В: Поэтому они и приобщаются к Божественности.

Д: А-а… То есть наши версии различаются тем, каким образом они были изгнаны?

А: Даша, они изгнаны из того места, откуда до этого они уже ушли сами – наверное, так можно сказать, чтобы стало понятнее.

Д: И поэтому они «блаженны», «ибо их есть Царствие Небесное»?

А: Да.

Д: А Царствие Небесное им принадлежит, потому что они этот выбор сделали сами?

А: Во-первых, Царство Божие открыто для всех желающих, но никому не принадлежит кроме Господа. А во-вторых, ни этот, ни какой-либо иной выбор за нас не сможет сделать никто. Выборы всегда делаем только мы сами. Да. Выбор сделан, и Царство Небесное победило на чаше весов.

Д: Почему же Он говорит «изгнанные за правду», если здесь важно не то, что они изгнаны, а то, что они этот выбор сами сделали?

А: Здесь две причины. Первая, менее важная: потому что если изгоняемые за правду подвергаются гонениям не полностью осознанно, как Христос, а более инфантильно и незрело, как князь Мышкин, у них все равно есть шанс войти в Царство Небесное. Потому что, во-первых, изгнание для них – пусть и горькая, но все же пилюля, расширяющая сознание, дающая обратную связь, лишающая последних иллюзий и окончательно расставляющая все по своим местам. Во-вторых, после такого отрезвляющего расширения сознания у человека появляется возможность сделать такой выбор, который инициирует тектонические сдвиги в его самости, значительно ослабляя путы его пленения сансарными иллюзиями мира дольнего с дальнейшей перспективой полного от них освобождения. Речь идет, разумеется, о выборе правды даже перед ужасом изгнания. Наполненность этой правды как следствие возникает такая, какой она до этого выбора даже присниться не могла.

Вторая причина, более весомая и вытекающая из первой, может быть сформулирована следующим образом: ничто не бывает просто так. Если бы был важен только выбор, тогда его было бы достаточно. Иногда батюшки так и принимают исповедь: видят внутреннюю готовность человека покаяться, его настрой, и отпускают грехи, не выслушивая исповеди. Правы они или нет?

М: Да. Потому что внутренняя готовность уже есть. Слова не так важны, должен быть внутренний настрой.

А: Я тоже так думаю. Но здесь другое, здесь чрезвычайно важен сам акт изгнания. Если бы это было не так, Евангелие не заканчивалось бы крестом. Достаточно было бы Гефсиманского сада и готовности Христа к восхождению на крест. Но этого мало, нужно еще и претерпеть. «Претерпеть» – значит проверить свою готовность реальностью. Ведь одно дело, когда мы говорим себе, что мы готовы, и совсем другое – когда это все происходит в жизни. Вот тут и наступает момент истины, проверятся наша готовность, и только после огненного крещения наступает блаженство и вхождение в Царство Небесное. Как говорил Христос на кресте раскаявшемуся разбойнику: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23. 43).

В: То состояние богооставленности, которое Он испытал на кресте говоря: «Боже мой, для чего Ты меня оставил?» (Мф. 27.46) – тоже часть этого испытания?

А: Я привел в пример Христа, но по отношению к проверке на реальность сравнение с Христом будет некорректно. Почему? Потому что у Христа готовность была полная, Ему этой проверки не требовалось. Она требуется нам.