но никогда, слышишь, никогда не обижай ее и не посмей ранить. Не смей даже допускать мысли о том, что можешь оставить ее одну, когда она истерит или плачет навзрыд. Не смей. Никогда.

Я доверяю тебе, мой дорогой друг, самое сокровенное, что у меня есть – свою маленькую принцессу, что так старался оберегать от всего самого плохого, самого страшного, что способно разбить ее сердце. Я тебе доверяю свою дочь, которую люблю больше жизни. Тебе и только тебе. Сохрани мою беззащитную девочку, пожалуйста. Я тебе доверяю.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НОВАЯ ОНА.

Москва. Город тысячи огней. Как много в имени этого красивейшего города, для любого, кто хоть раз в нем побывал. Город можно любить или ненавидеть, но равнодушным он точно никого не оставляет.

Город это, в первую очередь, его жители и улицы. Улицы Москвы вызывают у меня чувство волнения и восторга одновременно. В столице три тысячи улиц. Суммарная длина умозрительной линии, если в нее расположить все эти три тысячи, превысит расстояние от Москвы до Парижа.

Прогуливаясь по улицам столицы, я наблюдаю, что независимо от степени древности и архитектуры, все они в той или иной степени затронуты современными преобразованиями. Мое отношение к этому достаточно спокойное, как к чему-то неизбежному и естественному. Свой шарм присутствует как у исторических улиц, так и у перестроенных от начала до конца.

Как и в любом другом городе, самые привлекательные, самые красивые и фешенебельные улицы Москвы расположены в ее центре. Все они разные. Здесь и широкие проспекты, и небольшие улочки. Дух истории буквально витает в воздухе.

Люблю Арбат. Пространство здесь буквально пропитано культурой, концентрация талантливых людей на квадратный метр зашкаливает. Гуляя здесь, я получаю эстетическое удовольствие от работы многочисленных художников и музыкантов. Старым и новым Арбатом список моих любимых улиц, естественно, не ограничивается. Тверская, Никольская, Воздвиженка, Ильинка… Нет, в Москве определенно невозможно заскучать.

В этом городе жизнь идет совсем по-другому. Каждый день, прожитый в этом странном месте, меняет тебя до неузнаваемости.

Я, как и многие абитуриенты, в этом году стремилась достать до звёзд, то есть дотянуться до своей мечты – поступить в Московский институт и обучаться врачеванию. Конечно, это сказано с долей иронии, потому что в XXI веке профессиональную деятельность врача уже на вряд ли бы стали так называть, но, тем не менее. Стать высококвалифицированным врачом, скажу честно, я не просто мечтала, скорее жаждала, и всячески старалась, хоть на миг, прикоснуться к этой удивительной профессии.

Меня всегда удивляли врачи моего уездного города, потому что даже я, имея за плечами только теоретические знания в области медицины, могла без особых усилий отличить всевозможные травмы, предвидеть осложнения и даже посоветовать, чем именно лечить какое-либо заболевание. Да, это может прозвучать смешно и, в некотором роде, абсолютно абсурдным, но, тем не менее, это правда. В свои восемнадцать с лишним лет я, наученная жизненным опытом, всегда помогала своим ближним и старалась им привить чувство ответственности и должного отношения к своему здоровью.

Бывало так, что папа очень часто травмировался на работе, а по приходу домой обращался ко мне с просьбой помочь справиться, например, с болями. Я, конечно, приходила в ярость от одного только вида, но, читать нотации мужчине, которому уже далеко не шестнадцать лет, не пыталась, всего лишь говорила, что «нужно потерпеть и постараться быть более аккуратным».

Мой отец всегда смеялся надо мной, когда я обрабатывала ему раны или же накладывала бинты. Он говорил, что я слишком серьёзная. Мне, на самом деле, нравилось помогать в такие моменты папе, знаете, как будто я в голове ловила флешбэки: раньше папа обрабатывал мне мои разбитые коленки, а сейчас я сижу и делаю ему перевязку.

***

– Доча, щиплет, – произнес я, немного одергивая руку, которую сегодня повредил на объекте, слезая с крыши.

В этот момент Маша подула на открытую рану, что заливала перекисью водорода. Это дыхание не было навязанным, просто потому что мне больно. Дочка в этот момент была очень искренней и такой серьезной, что боль отступала. Она не произносила ни слова, тем самым помогая мне и говоря обычным жестом: «Папа, я чувствую твою боль, доверь мне ее, и она скоро пройдет».

Сейчас я видел в ней прекрасного врача, что с особым трепетом относится к своему пациенту. Для полноты образа ей не хватало только белого халата и бейджика с ее именем и отчеством.

– Принцесса, ты помнишь, как я тебе также заливал перекись на коленки, когда ты падала с велосипеда?

– Конечно, помню, папуль, – с улыбкой на лице произнесла Маша, – ты тогда еще говорил: «Терпи казак, атаманом будешь».

Она запоминает такие мелочи, связанные со мной. Моя самая любимая девочка.

А она продолжала поливать перекисью водорода рану, что с каждым разом шипела все громче, но больно уже не было. Чувство страха перед людьми в белых халатах всегда меня преследовало, и я не мог этому противостоять. Как будто каждый человек, считающий себя врачом, по собственной причине незнания чего-либо, мог неправильно поставить диагноз и навредить мне. Я правда боялся, хотя был уже очень взрослым.

Дочка знала об этом безумном страхе, что всегда сопровождал меня в больницах при болезнях, поэтому в такие заведения мы ходили вместе. Как тогда. Семнадцать с лишним лет назад. Только рядом с Машенькой я не боялся ничего и никого. Страх отступал, освобождая путь доверию и пониманию неизбежности ситуации. Тогда она держала меня своими крохотными пальчиками за шею и плечи, понимая, что рядом я и никому не позволю причинить ей боль, а сейчас наоборот – я держу ее ладонь, чтобы чувствовать ее присутствие. Чувствовать, что она рядом со мной, хотя мне уже далеко за тридцать.

Повторюсь, я видел в ней высококвалифицированного специалиста, особенно, когда она устраивала «обход» во времена моего недуга. Я мог лежать с температурой, которая забирала мои силы, а Машенька, моя дочка, приходя в комнату, интересовалась моим самочувствием. Истинный врач. Врач, которому я доверяю свое здоровье в полной мере.

Нина рассказывала, что, когда я болел и чувствовал упадок сил, я спал большую часть дня, а Маша все равно приходила меня навещать в комнату, осознавая, что это для меня лучшее лекарство. Она аккуратно дотрагивалась до моего раскаленного лба, на котором можно было жарить яичницу, тяжело вздыхала, укрывала одеялом и тихо-тихо говорила: «Поправляйся скорее, пусть тебе станет намного лучше». Моя маленькая девочка,