Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне очень трудно это объяснить, — негромко сказал Адам. — Считайте, что мое объяснение заключено в одном имени: Макс Рудольф.
— Но он уже умер! Вы можете все его проекты продолжить здесь. А заодно и его жену сюда перевезти. Тащите уж все скопом.
После небольшой заминки Адам признался:
— Я понимаю, вы сочтете меня безумцем, но это для меня не одно и то же. Когда я вхожу в его лабораторию, он как будто еще там. И когда я со своего места заглядываю в его застекленный кабинет, я словно вижу его за столом. А если я спрашиваю у него совета, он нет-нет да и ответит.
Тони пришла в восхищение от бесстрашия, которое Адам проявил перед всесокрушающей тактикой ее могущественного отца. Никто и никогда не говорил с Боссом таким независимым тоном.
— Какой же вы упрямец, — проворчал Хартнелл.
И все же, при всей храбрости, Адам не нашел в себе сил открыть свои сокровенные мотивы, которые заключались как раз в том, чтобы вырвать Тони из-под влияния отца. Ему казалось, что Босс ее подавляет.
Наконец Тони сама разрубила гордиев узел.
— Пап, если тебе интересно мое мнение, то я намерена быть там, где будет Адам. То есть — в Бостоне.
— А твоя карьера? Забыла? Готова пустить ее псу под хвост ради этого лабораторного червя?
— А ты попробуй взглянуть на это моими глазами, — парировала она. — Карьера-то у меня была, а вот настоящего мужчины, такого, чтоб как за каменной стеной, — никогда. А это куда важней.
— Шкипер, доверься мне. Ты увлекающаяся натура. Ты уже имела опыт…
Адам вскинулся:
— Это совсем не то!
Хартнелл гневно повернулся к нему:
— А тебя, мальчишка, я уже достаточно терпел! Даю тебе тридцать секунд развернуться кругом и покинуть мой дом.
— Нет, папа, — перебила Тонн. — Нам понадобится не менее часа.
— Что?! — не на шутку распалился старик.
Дочь кивнула и тихо сказала:
— Мне надо стожить вещи. Потому что я еду вместе с ним.
Через два месяца Тони и Адам обвенчались в церкви Святого Иоанна на Лафайетт-сквер — так называемой «президентской» церкви, как раз напротив Белого дома. Среди приглашенных был и хозяин Овального кабинета — несомненно, в знак уважения к человеку, который в немалой степени привел его на вершину власти.
Вручая единственную дочь жениху, могущественный Томас Хартнелл выдавил из себя улыбку.
А министр юстиции произнес тост за свадебным столом.
Доктор Адам Куперсмит с супругой сняли квартиру на последнем этаже престижного дома на Бикон-хилл. И Тони засела за подготовку к приемному экзамену в адвокатскую коллегию Массачусетса.
Оба были страстно увлечены карьерой и друг другом. Потом они станут вспоминать этот период как самое счастливое время своей жизни вдвоем.
Освободившись с работы часов в одиннадцать, они вливались в толпу таких же яппи, которые заполняли рестораны и бары на Чарльз-стрит, превращая весь район в одну гигантскую вечеринку.
Когда Тони отправилась на поиски работы, недостатка в адвокатских конторах, жаждущих причислить к своему штату бывшего помощника министра юстиции (а Тони получила повышение в должности как раз перед увольнением), не ощущалось. С точки зрения зарплаты, не говоря уже о престижности, заманчивее всех оказалась фирма «Девейн и Остеррайх».
Адам меж тем добился заметных успехов в работе, которая была начата его учителем. Новый руководитель наконец-то нашел время изучить его отчет о работе по теме идиопатических привычных выкидышей.
Каванаг был не глуп, особенно когда дело касалось реальной ценности научного проекта. Он быстро уловил в проводимых Адамом исследованиях огромный потенциал, как научный, так и практический.
И великодушным жестом восстановил в его штате две должности докторов-исследователей, которых до этого самолично ликвидировал.
Кроме того, он без конца напоминал о том, что в возглавляемой им с недавних пор лаборатории установлен новый порядок научных публикаций.
— Макс любил держаться в тени, — с многозначительной улыбкой растолковывал он. — Я же предпочитаю свет. И поскольку я возглавляю лабораторию, то хотел бы, чтобы мое имя в списке авторов стояло первым.
С точки зрения этики его требование было вопиющим, однако в научном мире, к сожалению, такая практика была далеко не редкостью. Адам изо всех сил старался не лезть на рожон и подчиняться новым «правилам», убеждая себя, что это производственная необходимость. Он должен закончить то, что начал еще вместе с Максом. Едва ли англичанин присвоит себе и публикацию, к которой вообще не имел никакого отношения. Увы, амбиции этого гражданина были гораздо выше его моральных принципов.
— Правило есть правило, старина. Давай-ка сразу все сделаем как надо. Конечно, фамилию Макса надо будет обвести в рамку — ну, как это делается, когда человек уже умер.
И статья пошла в международный журнал «Проблемы репродукции» как результат изначального совместного труда английского и американского ученых, которые и знакомы-то друг с другом не были. Неужели Каванаг в самом деле думал, что медицинское сообщество отнесется к этому так называемому соавторству с доверием и уважением?
Адам решил не высовываться и продолжал свои эксперименты. Тони тем временем с успехом осуществила то, что сама назвала «двойной игрой». Практически одновременно она получила приглашение из коллегии адвокатов штата и положительный результат теста на беременность.
Вдохновленный перспективой отцовства, Адам работал с удвоенной энергией. Его будто подхлестывало подсознательное научное соперничество. За последующие месяцы он повторил все эксперименты Макса Рудольфа, отмеченные в его толстом лабораторном журнале, применив кортикостероиды для подавления эмбриотоксической реакции в организме ожидающих потомства белых мышей.
После немалых душевных мук — вызванных необходимостью сопоставить побочные действия стероидов и их вероятную эффективность, — он скрепя сердце приступил к лечению женщин, чьи анализы показывали, что они смогут иметь детей только в случае, если удастся каким-то образом подавить опасные токсины.
Насколько возможно, он старался ограничить свое присутствие на работе — будь то лаборатория или клиника — дневными часами, чтобы не обделять Тони своим вниманием и заботой.
Ее стремление во всем быть лучшей и независимой касалось и беременности. Усилием воли Тони заставляла себя ничего не менять в распорядке дня и работе, невзирая на утреннюю тошноту. Она ни разу не позвонила Адаму в лабораторию, чтобы паническим тоном сообщить о спазмах матки — она сама прочла всю необходимую литературу и знала, что так называемые сокращения Брэкстона — Хикса — не что иное, как ложные схватки.
На тридцать девятой неделе беременности у Тонн начались роды. Она в точности исполняла все требования акушерок и в нужный момент «раздышавшись», благополучно произвела на свет трехкилограммовую Хедер Элизабет Куперсмит.