«В февральской директиве для Гука были заметны элементы нечаянной чёрной комедии, проливавшие свет на ужасающие дыры в понимании западного общества вообще и Британии в частности», — вспоминал Гордиевский. К примеру, Гуку было сказано, что «важным признаком» подготовки Британии к ядерной войне, вероятно, будет «увеличение закупок крови и рост уплачиваемой за неё цены» в центрах переливания крови. Ему приказали немедленно докладывать о любых изменениях цены на кровь. КГБ не мог взять в толк, что доноры в Великобритании сдавали кровь бесплатно. Также у руководителей КГБ было «причудливое и конспирологическое представление о роли церковных и капиталистических элементов: КГБ был уверен, что они доминировали в британском обществе». Гук получил приказ отслеживать признаки того, что церковь и банкиров предупредили о готовящейся ядерной войне.

Февральские инструкции предполагали неимоверный объём работы — требования занимали несколько страниц. Как предполагалось, лондонская резидентура должна была следить за числом автомобилей и освещённых окон в правительственных и военных учреждениях и докладывать обо всех изменениях. Нужно было обнаружить маршруты, пункты назначения и методы эвакуации членов правительства и их семей, запланировать слежку за подготовкой к их отъезду.[98]

***

Пока Советский Союз искал признаки подготовки к войне, Рейган решил говорить начистоту о своих взглядах на советскую систему — как во время речи в британском парламенте. Его беспокоил успех движения за замораживание ядерных вооружений. В начале марта 1983 года он записал в дневнике: «Я собираюсь рассказать людям о наших доводах, только в этот раз мы рассекретим некоторые доклады и сможем поведать народу о пугающих фактах: мы опасно отстаём от Советов». В мемуарах он отмечал, что Нэнси Рейган пыталась убедить его «снизить градус риторики». По его словам, он отказался.[99]

Восьмого марта Рейган вылетел в Орландо, штат Флорида, чтобы произнести речь перед группой протестантских священников. В обращении Рейган охарактеризовал Советский Союз как «средоточие зла в современном мире» и призвал священников не выступать за замораживание ядерных вооружений. «Так что в вашей дискуссии о замораживании ядерного оружия, — сказал он, — я настоятельно призываю вас избежать искушения гордыней. Блаженно и беспечно встать над этим конфликтом, возлагая вину на обе стороны, игнорировать исторические факты и агрессивные выпады “империи зла”, называть гонку вооружений просто гигантским недоразумением — значит устраниться от борьбы между праведным и неправедным, между добром и злом».

Слова «империя зла» стали олицетворением взглядов Рейгана на Советский Союз. Позднее он вспоминал, что добивался этого намеренно. «Я составлял речь об “империи зла” и другие подобные ей с умыслом; я хотел напомнить Советам: мы в курсе того, что они задумали».[100]

Рейган, полный энтузиазма после февральского разговора с начальниками штабов о противоракетной обороне, решил объявить о своей идее публично. Комиссия, которую он назначил для рассмотрения ситуации с MX, должна была представить доклад в апреле. Но Рейган надавил на своих сотрудников, чтобы подготовить объявление о противоракетной обороне быстрее — ещё до того, как работа комиссии закончится. 23 марта президент должен был выступить с речью об оборонном бюджете на национальном телевидении. Хотя у Макфарлейна были сомнения, стоит ли браться за дело так быстро, он набросал фрагмент речи, который должен был дать старт исследованиям в области стратегической обороны. Первый черновик Макфарлейн напечатал 19 марта. Это означало кардинальные перемены — несколько десятилетий американцы опирались только на наступательные вооружения. И до последней минуты президент не советовался ни с конгрессом, ни с союзниками, ни даже с членами кабинета. Не консультировался он и с комиссией по стратегическим вооружениям, которая всё ещё напряжённо работала. Макфарлейн говорил, что это было идеей Рейгана — держать всё в секрете, чтобы застать возможных оппонентов врасплох.[101]

Материализация плана Рейгана происходила в основном в обход официальных каналов принятия политических решений. Всего за несколько недель до того Рейган подписал новую директиву об общей стратегии в отношении Советского Союза после смерти Брежнева. Этот девятистраничный документ, фундаментальный для американского курса, касался всех важнейших военных, политических и экономических вопросов, — но не содержал ни слова о противоракетной обороне.[102] Кроме того, к этому моменту Рейган представил конгрессу четыре законопроекта, касающихся оборонного бюджета, и ни в одном противоракетная оборона не была обозначена в качестве приоритета.[103] Начальники штабов были удивлены: они и не представляли, что Рейган собирался действовать так быстро.[104] Шульц услышал о предложении лишь за два дня до выступления Рейгана на телевидении, и у него были серьёзные сомнения.[105] Вайнбергер был против этой инициативы и узнал о ней в последний момент, во время поездки по Европе. Некоторые советники Рейгана узнали о ней только в день выступления. Как свидетельствует дневник Рейгана, после возражений Шульца 21 марта он переписал раздел о стратегической обороне, а на следующий день и речь в целом, «главным образом пытаясь превратить канцеляризмы в человеческую речь».[106] Рейган говорил, что работал над речью до крайнего срока 23 марта. Теллер и некоторые другие были приглашены на выступление в качестве гостей; они сидели на складных стульях в Восточной комнате Белого дома, а Рейган говорил из Овального кабинета.