Таким образом, идентификация одержимо-навязчивой личности с режимом исполненной долга работы и достижения цели изменяет субъективный смысл автономии: вместо состояния свободы, позволяющего удовлетворять свои желания и жить соответственно своим взглядам, — самодисциплина, самоконтроль, подчинение желаний своей воле. Получается, что такой человек живет в состоянии постоянного напряжения между волей и подспудными желаниями. Даже безобидные увлечения (например, телевизор) может противоречить высшей цели и самодисциплине и ощущаться как слабость или лень. Человек может вообразить, что если бы на время или навсегда отказался бы от самодисциплины и «пошел бы себе на уступки», то закончилась бы вся его деятельность и он превратился бы лентяя, животное, алкоголика и даже хуже. Он не признает, что результативная деятельность и успех могут существовать не только благодаря сильной воле, но и благодаря сильному увлечению, как не признает возможности самоуважения, основанного не только на своих достижениях или на полученных им результатах, а на самом своем существовании.

РЕШИТЕЛЬНОСТЬ И НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ

Установка на дисциплину и чувство долга и ригидная воля не соответствуют свободному выбору и принятию решений. Никакие усилия воли и никакое применение дисциплины не поможет сделать простейший выбор или принять чисто техническое решение. Дисциплинированные, ригидные люди, преисполненные чувства долга, готовы исполнять решения и делать это осознанно, но они не готовы принимать решения. И чем более ригидно-дисциплинированным оказывается человек — отчужденным от своих реальных чувств и желаний, — тем меньше он готов сделать выбор и тем больше он будет избегать этой возможности.

Одержимо-навязчивая личность может организовать свою жизнь так, чтобы снизить потребность делать выбор — в его повседневной жизни содержится максимум установившейся рутины, — но совсем избежать выбора нельзя. Обстоятельства и возникающие возможности внедряются в эту рутину повседневности и заставляют сделать выбор. В таком случае иногда возникает конфликт между тем, что человек хочет делать (независимо от того, осознает он это или нет) и что, по его мнению, он должен или не должен делать.

Молодая женщина считает, что не должна выходить замуж за мужчину, который сделал ей предложение, так как он не отвечает некоторым объективным требованиям: возраст, уровень образования и т.п. Однако ей очень хочется выйти за него замуж (это ясно внешнему наблюдателю, если не ей самой). Она думает, что ей следует ответить отказом на его предложение, но не может заставить себя это сделать; она хочет сказать да, но не рискует это сделать.

Но самые яркие и, наверное, самые общие примеры связаны с тем, что нужно сделать выбор — часто вполне тривиальный с точки зрения его последствий, — но этот выбор просто находится в другой плоскости по отношению к противопоставлению «должен» — «не должен». Например, вопросы: пойти или не пойти в кино или что выбрать в меню — нелегко отнести к установленным правилам и моральным нормам; еще сложнее их поставить с помощью таких правил и норм. Они относятся к области вкуса или предпочтения, и дело явно не в том, что человек должен делать, а в том, что он хочет делать. Именно в таких случаях навязчивая личность может в отчаянии сказать: «Но я не знаю, что хочу делать!»

Во всех этих случаях есть одна и та же проблема. Дело не только в том, что навязчивая личность сталкивается с обстоятельствами, к которым она оказывается совершенно неприспособленной, отчужденная от своих чувств, ценностей и желаний. Скорее, дело в том, что она сталкивается с обстоятельствами, в которых такое отчуждение становится особенно трудно поддерживать. Ее преисполненная долга установка не может удовлетворять требованиям, присущим особым обстоятельствам, и человек вынужден принимать другую, совершенно несвойственную ему установку, с более непосредственным отношением к внешнему миру, — т.е. эти обстоятельства заставляют его действовать на основе его собственных чувств и силы своего авторитета. Выражаясь еще точнее, навязчивая личность не обязательно вынуждена принимать другую установку; ее можно лишь заставить принять специальные меры, чтобы этого избежать.

В таких обстоятельствах одержимо-навязчивая личность продолжает заниматься поисками авторитетного ответа — то есть ответа, который точно объяснит человеку, что ему нужно делать, а потому он пытается так переформулировать проблему, чтобы получить такой ответ. Таким образом, человек может попытаться представить проблему индивидуального выбора как объективную, техническую проблему, имеющую объективное, правильное решение. В надежде прийти к объективному, а значит, к авторитетному ответу, он постарается добавить в эту проблему все «за» и «против» решения, не допускающего количественного подхода, например, стоит или не стоит выходить замуж за конкретного человека. Он попытается найти фундаментальную основу или высшую цель, на базе которой сможет сконструировать ту или иную альтернативу в качестве правильного подхода или решения. Он будет крайне доволен, если проблему выбора меню можно будет решить на основе принципа сохранения здоровья или экономии или если проблему посещения концерта можно будет решить в соответствии с принципом, что нельзя же пропустить такую уникальную возможность.

Иногда одержимо-навязчивая личность, в особенности если она посещает психотерапевта, провозглашает правило: человек должен делать лишь то, что «действительно» хочет. Он может попытаться узнать, что он «действительно» хочет, путем самопознания. (Но любой нормальный человек узнает, что он хочет делать, не заглядывая в себя, а рассматривая реальные возможности, которые открываются во внешнем мире.)

Такие усилия человека, направленные на то, чтобы узнать, что он «действительно» хочет делать, часто оказываются бесплодными; и чем добросовестней человек, тем более вероятен такой результат. Он может не найти убедительного основания или объективного решения или же обнаружит принцип, который убеждает его лишь отчасти, то есть будут присутствовать аргументы с той и другой стороны. Когда, несмотря на все свои усилия найти объективный и авторитетный способ определить, что она «действительно» хочет делать, навязчивая личность чувствует, что склоняется поступить так или иначе, не имея авторитетного решения, она, вероятно, почувствует тревогу. Тогда такой человек может уйти от появляющегося решения, ибо оно заставляет его усомниться в своем авторитете, и подвергнуть это решение более пристальному и еще более добросовестному изучению: «Правильно ли будет так поступить?», «Нужно ли мне это сделать?», «Хочу ли я этого на самом деле?». Этот тревожный, критический взгляд, порожденный переживанием ситуации выбора, может дать противоположный эффект и привести к принятию альтернативного решения, в свою очередь вызвав повторение процесса выбора из-за критического взгляда, альтернативного начальному. Такой человек не может найти удовлетворяющее его правило, но не может и избежать своей добросовестности. Так, например, ему не удастся легче принимать решение; объективные последствия такого решения могут быть очень простыми, но сама установка сделать индивидуальный выбор ощущается как проявление отваги. Эта мучительная педантичность