Вошел полицейский с картонной папкой. Козырнув, он протянул мне несколько бланков с фамилиями заболевших, нуждавшихся в медицинском осмотре. Я приступил к приему, мысленно радуясь большому числу пациентов – непрерывность занятий избавила меня от необходимости обращаться к Луизе, а затем и притупили вчерашние воспоминания.

Помимо непринятых накануне новичков, из бригады, работавшей вне стен гетто на уборке картофеля, к нам направили двенадцать мужчин и пять женщин. Жалобы были однообразны, связаны, главным образом, с желудочными расстройствами. Восьмерых мужчин и двух женщин с начальными признаками кишечной инфекции я направил в стационар, остальным предписал возвращаться на работу с завтрашнего дня. Во второй партии были только мужчины – они занимались разгрузочными работами на станции близ Лимбовиц. Шестерых пришлось тоже госпитализировать – у четверых травмы оказались достаточно серьезными, у двоих начинался сепсис.

Поток больных начал иссякать лишь к середине дня. В коридоре оставалось человек пять-шесть, пришедших в медицинский блок самостоятельно. Я чувствовал себя изрядно уставшим – хотя не так, как в первый день. Тем не менее, Луиза сама предложила сделать небольшой перерыв и приготовила мне чашку кофе – до обеда еще оставалось два часа. Я поблагодарил ее, присел у окна с горячей кружкой в руке. Госпожа Бротман занялась рабочим журналом, заполняя карточки, внося какие-то дополнения.

– Восемнадцать человек отправлены в стационар, – сказала она наконец. – Доктор Красовски будет недоволен, доктор Вайсфельд, восемнадцать временно нетрудоспособных – это много… – в ее голосе слышалась ирония. – К счастью, ему никого не придется оперировать.

Я молча кивнул. Сделав первый глоток черной жидкости без вкуса и запаха, я машинально поднес к глазам листок-направление – один из двух, принесенных полицейским. Механически пробегая список уже принятых нами больных, я вдруг обратил внимание на знакомую фамилию: «Ландау-фон Сакс». Но жены Макса Ландау сегодня не было. Не исключено, что она осталась дома из-за смерти мужа.

– Странно, – сказал я, стараясь не смотреть на Луизу. – Здесь в списке фигурирует госпожа Ландау-фон Сакс. Видимо, муж все-таки настоял на ее визите к врачу. Но она не пришла…

Луиза не ответила, неопределенно пожала плечами. Она сидела так, что тусклые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь пыльное, наполовину закрашенное окно, освещали ее плечи, но оставляли в тени лицо.

– Как вы вчера добрались домой? – спросил я нейтральным тоном.

– Благодарю, без приключений, – быстро ответила она. – А вы?

– Я слышал, что с Максом Ландау случилось несчастье, – все-таки, из меня никогда не выйдет сыщик. Я не мог не говорить о случившемся, хотя и понимал, что нарушаю слово, данное г-ну Холбергу. Но, в конце концов, почему я должен помогать какому-то самоуверенному типу, всерьез утверждающему, что он раскроет убийство? Я разозлился – и на него, и на себя, и на Луизу Бротман, – и уже не сдерживаясь, добавил: – Он умер. Сразу после спектакля. Разве вы не слышали об этом?

– Что вы говорите?! – воскликнула она, глядя на меня с изумлением, которое показалось бы искренним всякому, не видевшему ее у гримерной Ландау. – Боже, какой ужас… Но отчего это произошло? Он ведь выглядел на сцене вполне здоровым… Или я ошибаюсь? – вдруг выражение ее лица изменилось, глаза потухли, она вяло махнула рукой. – Ах, что я болтаю… Конечно, я знаю об этом. Просто не хотелось говорить… Я… – она запнулась. – Мы должны были встретиться.

Я хотел было расспросить ее о Ландау и о том, как они познакомились, но тут дверь в кабинет распахнулась, и вошел доктор Красовски. Судя по нетвердой походке и лихорадочному блеску в глазах, он уже успел приложиться к спиртному.

– Черт побери, Вайсфельд, вы не брали мой скальпель? – спросил он раздраженно.

– Нет, – ответил я.

Он некоторое время молча смотрел на меня, затем перевел взгляд на Луизу. Пробормотал: «Кто, черт возьми, рылся в моем шкафу?..» Впрочем, вопрос был задан риторический. Красовски, чуть покачиваясь, подошел к письменному столу, перелистал регистрационный журнал, наклонился, прочитал вполголоса: «Рейнхард Зюсс… Марсель… Диагноз… Господи, какая дребедень…» – он оттолкнул журнал, сморщился, так что даже очки на носу покосились. Поправив их кое-как, доктор Красовски пристально посмотрел на меня.

– Вайсфельд, – сказал он. – Вайсфельд, святоша. Это я вас тогда выпер. А потом снова взял. И снова выпру. Вы курите? Хотя нет, вы не курите и не пьете, это же запрещено. Вы только презираете. Меня. Ну и черт с вами. Но красть скальпель – это ребячество. Для хирурга привычный инструмент так же важен, как и для музыканта. Я могу сфальшивить на операции. И пациент – ту-ту!… – он коротко засмеялся. – По вашей вине, доктор Вайсфельд. И черт с вами, – повторил он. – Черт, черт, черт с вами… – он резко развернулся на каблуках и вышел, громко хлопнув дверью. Луиза вернулась к столу, аккуратно закрыла журнал, положила его на место.

– Его хамство переходит границы, – буркнул я. – Боюсь, мне придется обратиться с жалобой в медицинский отдел Юденрата. Не на грубость, разумеется. Просто я не знаю, что может произойти с больным, которого Красовски будет оперировать в нынешнем состоянии.

Луиза возразила, не поднимая головы:

– Красовски блестящий хирург. Он ухитряется оперировать в любом состоянии, уверяю вас. Это его не оправдывает, конечно. Думаю, к вам у него отношение такое… м-м-м… двойственное – это из чувства вины. Он ведь прекрасно знал, что вашей вины в участившихся случаях инфекционных заболеваний нет. А вернули вас на работу по его просьбе… – она искоса взглянула на меня и вдруг улыбнулась: – Я вас неплохо узнала за это время, доктор. Никому вы жаловаться не будете.

Ее замечание меня смутило. И мои мысли немедленно переключились с хамского поведения доктора Красовски на исчезнувший скальпель.

– Странно… – пробормотал я. – Действительно, странно. Таких совпадений не бывает…

– О чем вы? – госпожа Бротман с удивлением посмотрела на меня. – Какие совпадения?

– Да вот, – я, в свою очередь, пристально взглянул ей прямо в глаза. – Как странно. Я слышал, что Ландау не просто умер, он был убит. И убит именно скальпелем. Хирургическим скальпелем. Что вы на это скажете?

Луиза не ответила. Я вздохнул.

– Давайте закончим с больными. Их осталось совсем немного.

Луиза молча поднялась со своего места, подошла к двери. Прежде, чем открыть, она произнесла вполголоса:

– Вы думаете, что доктор Красовски… Нет, это невозможно…

– Он забыл запереть дверь кабинета, – напомнил я. – Вчера. Помните? Он просил проверить перед уходом, все ли на месте. Кто угодно мог зайти и воспользоваться скальпелем.

Я не добавил, что этот кто-то должен был как минимум знать, что в шкафу имеется скальпель. И не спросил, выполнила ли она просьбу Красовски и не заметила ли в кабинете чего-нибудь подозрительного. Хотя меня подмывало задать такой вопрос. Насколько, оказывается, заразно желание играть в сыщика!