– Ты же не пьешь, – удивился Барсов.

– Сегодня можно по рюмочке.

– О… Что празднуем? – Барсов по привычке направился в кухню, но профессор перехватил его и развернул в сторону гостиной.

– Туда! Праздновать есть что.

На столе появилась бутылка «Курвуазье» из неприкосновенного запаса Калужского и две рюмки. Профессор похлопотал на кухне, соорудив немудреную закуску. Барсов сноровисто откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.

– За тебя, раз ты именинник, – провозгласил он. – Может, расскажешь, в чем дело?

Профессор выпил, закашлялся с непривычки.

– Тебе – само собой. Только пока это секрет.

– Пока?

Калужский лукаво подмигнул.

– Скоро я опубликую статью, а до того помалкивай. Впрочем, – он засмеялся, – формулы ты не украдешь, а без них толку мало. Что-нибудь от институтских лекций у тебя в голове осталось?

– Чуть-чуть.

– Тогда поймешь в общих чертах.

Налегая на закуску, профессор поведал другу о своем открытии, не упоминая ни Левандовского, ни стилет. Из его слов можно было сделать вывод, что он сам до всего додумался. Во всяком случае, Барсов понял его именно так.

Размахивая руками, профессор ходил по комнате, словно выступал перед студенческой аудиторией.

– Все это здесь. – Он хлопнул ладонью по системному блоку компьютера. – Бомба для ретроградов от науки.

Калужский снова сел в кресло и наполнил рюмки. Барсов заговорил не сразу, хотя его мозг работал со скоростью вычислительной машины.

– Здорово, – произнес он вполголоса. – Да нет, не здорово – сногсшибательно… Если ты прав.

– Я прав, – заверил Калужский. – Хочешь, покажу формулы?

– Да на кой они мне, я в них как свинья в апельсинах… – Барсов сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. – Слушай, а ты уверен, что это надо публиковать?

– А что же еще делать? Любоваться по ночам собственной статьей?

– Знаешь, – задумчиво проговорил Барсов, – на этом можно хорошо заработать.

– Я и заработаю.

– Я имею в виду не гонорар за статью и не научную репутацию, – усмехнулся Барсов. – Хорошо – это значит хорошо. Например, миллион долларов.

– Н-да… – Калужский расплылся в улыбке. – Миллионы, миллиарды… Поль Гетти вроде бы как-то заметил: «Миллиард долларов – не столь уж большая сумма, как некоторые думают».

– Я не шучу. Посуди сам: что произойдет, когда ты опубликуешь свое открытие? Ну, пошумит научный мир, ну, пересмотрят свои взгляды двое-трое твоих оппонентов. Потом исследования запретят, и на этом все кончится.

– Абсурд, – заявил слегка захмелевший профессор. – Процесс познания нельзя остановить.

– Теоретически. А бюрократически можно остановить что хочешь. Поверь, в этой сфере я сильнее тебя… Теперь представь, что твое открытие попадает в руки неких заинтересованных лиц. Они платят тебе кучу денег и финансируют практические…

– Постой, – Калужский мигом протрезвел, – ты что же, предлагаешь… Но это немыслимо! Это означает – чудовищные злоупотребления!

– Вот только этого не надо, – скривился Барсов. – Зло, добро… Наука нейтральна, мой дорогой, а ученый – слуга ее. И за верную службу надо прилично платить. – Он встал и пошел к двери. – Пойду, а то мой водитель от безделья разучится крутить баранку. А ты подумай о том, что я ска­зал…

Проводив Барсова, профессор вернулся к столу и залпом выпил полную рюмку коньяка. Неужели Николай говорил серьезно? Как сильно он изменился… А если он… Да нет, чепуха. Всего через несколько дней статья будет опубликована, а стало быть, и беспокоиться не о чем.

Барсов заехал к профессору Калужскому потому, что в его расписании образовалось непредвиденное окно. Однако, возвратившись в машину, он тотчас же взялся за сотовый телефон и сделал четыре звонка. Перед первыми тремя собеседниками он извинился за то, что не сможет быть сегодня на переговорах, совещании и презентации, а с четвертым договорился о срочной встрече.

– К Генриху Рудольфовичу, – велел он водителю, завершив разговор.

Генрих Рудольфович Бек, потомок обрусевших немцев, поселившихся в Поволжье в незапамятные времена, владел банком и русско-германской корпорацией, но не оттуда черпал основные доходы. Среднестатистическому гражданину, узнай он о некоторых операциях Генриха Рудольфовича, сразу припомнилось бы модное словечко «мафия». Сам же господин Бек, будучи человеком образованным, это слово применительно к себе не любил, относя его исключительно к Сицилии.

Генрих Рудольфович принял Барсова в шикарных апартаментах на втором этаже, одетый в бухарский халат. В колонках компакт-проигрывателя негромко звучала хоральная прелюдия Баха.

– Что за фокусы, Николай? – проворчал магнат. – Ты сорвал переговоры с Соловьевым.

– Генрих Рудольфович, мое дело важнее. Если выгорит, Соловьев к вам уборщицей устроится.

– Ну да? – изумился Бек. – Какой ты прыткий. Что ж, проходи, излагай.

Утонув в глубоком кресле, Барсов сбивчиво пересказал содержание беседы с Калужским. Бек помолчал, прикрыв глаза, и безапелляционно изрек:

– Бред.

– Ничего подобного, – решительно возразил Барсов. – Я знаком с Калужским много лет. Это ученый, каких мало. Если он утверждает, что уверен в своем открытии, значит, так оно и есть.

– Что так и есть? – раздраженно спросил Бек. – То, что он уверен?

– Нет, что открытие реальное.

– Гм… – Генрих Рудольфович прикрыл колено полой халата. – Принеси-ка мне виски, Николай… Нет, не из этого бара, а вон из того… – Бек погрузился в размышления. Спустя десять минут, в течение которых Барсов боялся вздохнуть, он задал вопрос: – Сколько Калужский хочет за информацию и за сотрудничество?

– В том-то и дело, что нисколько, – сокрушенно покачал головой Барсов. – Я прозрачно намекал на миллион…

– Миллион не проблема, – небрежно обронил Бек.

– Да, но он и слушать не стал. Он твердо намерен опубликовать статью.

Генрих Рудольфович улыбнулся уголками губ.

– Нет намерений настолько твердых, чтобы их нельзя было изменить соответствующими доводами. Я знаю людей.

– Вы не знаете Калужского. Бек поставил рюмку на стол.

– А нужен ли нам Калужский? Судя по твоим словам, открытый им процесс несложен. Имея информацию как руководство к действию, любой сообразительный студент справится. Так что нам необходим не Калужский, а файл Калужского. И это обойдется дешевле. Мы проверим. Если бред, спишем в убыток, а если реальность…