Зарек скривился при этом воспоминании.

Ему было тогда двенадцать лет, и он имел глупость поверить братьям, когда однажды на рынке они указали ему на эту женщину.

«Эй, раб, гляди! Это твоя мать! Ты что, не знал? В прошлом году дядя дал ей свободу».

«Зарек, подойди к ней! Скажи, что ты — ее сын! А вдруг она тебя пожалеет и добьется, чтобы тебя тоже освободили?»

Он был мал и глуп — широко раскрыв глаза, он смотрел на женщину в богатом одеянии, с черными, как у него, волосами и чудесными синими глазами. В первый раз в жизни он видел свою мать. Он и не подозревал, что она такая красавица.

Хотя в его фантазиях мать всегда представала прекраснее самой Венеры. Он думал: она — рабыня, как и он сам, а бросить сына ее принудил хозяин. Он воображал себе, как рыдала мать, когда его вырвали из ее объятий. Как тосковала о нем, как ждала, что он к ней вернется.

Должно быть, не было дня, когда бы она не вспоминала о своем потерянном сыне! Как и сам он: днем и ночью думал о ней.

Наверное, безжалостный отец хотел причинить ей боль, именно для этого и отнял у нее сына.

Зарек не сомневался: мать его любит. Все матери любят своих детей. Рабыни в доме отца смеялись над ним и отнимали у него скудную пищу, — их любовь принадлежала их собственным детям.

Но мать… она любит только его.

Если они когда-нибудь встретятся, — никто и ничто больше их не разлучит!

И Зарек бросился к матери. Обнял ее, громко крича, что это он, ее сын, что он наконец-то ее нашел…

Но на лице ее отразились совсем не материнские чувства.

Она смотрела на него с ужасом и омерзением.

— Как же так? — прошипела она, искривив лицо в уродливой гримасе ненависти. — Я же заплатила той стерве, чтобы она тебя придушила!

За спиной громко захохотали братья.

Зарек, потрясенный ее откровением, не мог ни двинуться с места, ни вздохнуть. Выходит, она подкупила другую рабыню и поручила ей его убить!

Когда стражник, приблизившись к ним, спросил, не досаждает ли госпоже этот раб, та холодно ответила:

— Этот ничтожный раб посмел ко мне прикоснуться. Я хочу, чтобы его за это высекли.

И сейчас, две тысячи лет спустя, эти слова звенели у него в ушах, а перед глазами стояло ее безжалостное лицо…

«Ничтожный раб! Жалкая тварь, не стоящая даже тех объедков, которыми тебя кормят! Лучше бы ты умер, пусть твоя порция достанется другому рабу, получше тебя!»

Зарек взревел, как дикий зверь, не в силах больше сдерживать ярость. Боль его выплеснулась наружу. Из камина, едва не задев Сашу, вырвался столб пламени; электрические лампочки начали взрываться одна за другой, картины падали со стен.

Зарек почти не замечал, что происходит вокруг. Единственное, чего он хотел, — чтобы боль прекратилась.

Астрид взвизгнула, услышав грохот.

«Саша! Что происходит?»

«Этот ублюдок меня чуть не убил!»

«Как?»

«Едва не поджег мне задницу своим телекинезом. О-о-о, мой бедный хвост! Он, похоже, окончательно свихнулся — крушит все вокруг!»

— Зарек!

Все вокруг нее гремело, тряслось и рушилось — казалось, сам дом вот-вот развалится на части.

— Зарек!

Грохот внезапно смолк. Воцарилась тишина.

Теперь Астрид слышала лишь оглушительный стук собственного сердца.

«Что происходит?» — снова спросила она Сашу.

«Не знаю. Все лампочки взорвались, камин потух — темно, как в колодце. Я ничего не вижу».

— Зарек! — снова позвала она.

Снова тишина. Ужас ее удвоился. Она осталась без защиты — сейчас Зареку ничего не стоит ее убить!

Или сделать с ней все, что захочет.

— Зачем ты меня спасла?

Она подпрыгнула, когда голос его раздался прямо у нее над ухом. Зарек был так близко, что она ощущала тепло его дыхания.

— Ты был ранен.

— Как ты узнала, что я ранен?

— Поняла, когда втащила тебя внутрь. Сначала… сначала я подумала, что ты просто пьян.

— Одинокая женщина, еще и слепая, приводит домой незнакомца. Абсолютно идиотский поступок. А на идиотку ты не похожа.

Астрид сглотнула. Зарек оказался намного сообразительнее, чем она думала!

И куда страшнее.

— Так почему я здесь? — требовательно спросил он.

— Я же объяснила.

Он поднялся так резко, что тяжелый диван скрипнул, проехавшись по паркету. Теперь Зарек стоял к Астрид лицом. Наклонился, заставив ее отпрянуть и вжаться в спинку дивана. Она дрожала, остро ощущая его присутствие.

— Как я попал в дом?

— Я тебя втащила.

— Одна?

— Конечно!

— По-моему, тебе на это сил не хватит. Астрид ахнула от ужаса. К чему он клонит?

Что хочет с ней сделать?

— Я сильнее, чем кажусь.

— Докажи! — Он схватил ее за руки. Несколько секунд Астрид боролась с его хваткой.

— Отпусти меня!

— Почему? Тебе не нравится, когда я тебя трогаю? Я тебе противен?

За спиной громко, предостерегающе зарычал Саша.

Астрид перестала сопротивляться и устремила взгляд туда, где, по ее представлениям, находилось его лицо.

— Зарек, — спокойно и твердо сказала она, — мне больно. Отпусти меня.

К ее удивлению, он послушался. Даже отступил на шаг назад. Но все равно оставался совсем рядом — она физически ощущала его близость.

— Я дам тебе хороший совет, принцесса, — пророкотал он ей в самое ухо. — Держись от меня подальше!

И исчез.

«Все, он виновен! — прорычал у нее в голове Саша. — Выноси приговор!»

Но Астрид не могла так поступить. Пока — нет. Да, Зарек ее напугал. Да, он ведет себя как опасный сумасшедший. И вызывает ужас.

Но он не сделал ей ничего дурного. Только напугал, а это не то, за что можно приговорить человека к смерти.

Хотя теперь она ясно представляла себе, как однажды ночью он потерял рассудок и перебил целую деревню, которую должен был охранять.

Что, если то же произойдет и сейчас?

Она бессмертна; убить ее по-настоящему он не может. Но может сделать больно. Очень больно.

Многие Судьи на ее месте не стали бы медлить с решением. То, что произошло за эту ночь, они сочли бы достаточным основанием для приговора. Сама Астрид чувствовала большое искушение поступить так же. Но не могла. Пока — нет.

«С тобой все в порядке?» — поинтересовался Саша, обеспокоенный ее молчанием.