Гризельда встала с табурета и пересела к нему на скамью.

— Мой отец тебя не любит. Я всегда так считала.

Мерфин который раз удивился:

— Многовато тебе потребовалось времени, чтобы это сказать. Я живу у вас уже шесть с половиной лет.

— Мне трудно идти против них.

— И почему же он меня не любит?

— Потому что ты считаешь, будто знаешь все лучше, чем он, и даже не стараешься это скрывать.

— А может, так и есть.

— Вот видишь.

Молодой человек рассмеялся. В первый раз в жизни он рассмеялся над ее словами. Девушка придвинулась, прижалась бедрами, обтянутыми суконным платьем. Мерфин был в поношенной льняной рубахе почти до колен, в подштанниках, какие носили все мужчины, но почувствовал ее тепло. И что теперь? Неуверенно скосил взгляд. Блестящие темные волосы, карие глаза, чувственное красивое лицо и хорошенький ротик, который, наверно, так приятно целовать. Дочь хозяина многозначительно произнесла:

— Люблю сидеть в дождь дома. Так уютно.

Юноша почувствовал возбуждение и отвернулся. Что бы подумала Керис, если бы вошла сюда сейчас? Он постарался успокоиться, но стало только хуже. Мерфин вновь посмотрел на Гризельду, чьи влажные губы чуть приоткрылись. Девушка наклонилась, подмастерье поцеловал ее, и она сразу же вставила язык ему в рот. Это было так неожиданно, что он ответил. С Керис целоваться совсем другое дело… Эта мысль остановила молодого человека, он отодвинулся от Гризельды и встал.

— Что случилось?

Мерфин вовсе не хотел говорить правду и поэтому ответил:

— Я никогда тебе не нравился.

Девушка скисла.

— Говорю же тебе, я не могу ссориться с отцом.

— Как-то ты очень резко переменилась.

Дочь хозяина встала и двинулась на него. Подмастерье отступал, пока не уперся в стену. Она взяла его руку и прижала к своей круглой тяжелой груди. Мерфин не мог противиться искушению и руку не убрал.

— Ты это когда-нибудь делал… по-настоящему… с девушкой?

Говорить молодой человек не мог, но кивнул.

— А обо мне ты думал?

— Да, — выдавил он.

— Если хочешь, можешь сделать это сейчас, пока никого нет. Мы можем подняться наверх и лечь ко мне в кровать.

— Нет.

Гризельда прижалась к нему.

— От твоих поцелуев я вся горю.

Подмастерье оттолкнул ее, но не рассчитал, и девушка упала на полные ягодицы.

— Оставь меня.

Говорил не очень уверенно, но дочь хозяина приняла его слова за чистую монету.

— Тогда иди к черту.

Встала и тяжелыми шагами быстро поднялась наверх. Мерфин, не сдвинувшись с места, шумно дышал. Теперь, отвергнув ее, он пожалел об этом.

Подмастерья не очень привлекали девушек, не желавших годами ждать замужества. Тем не менее ухаживания Мерфина принимали несколько юных жительниц Кингсбриджа. Кейт Браун была так влюблена в него, что однажды, год назад, теплым летним днем в своем фруктовом саду позволила ему все. Потом ее отец внезапно умер, и мать с детьми переехала в Портсмут. Тогда будущий строитель единственный раз и спал с женщиной. Какой же он дурак, что отверг Гризельду. Молодой человек уговаривал себя, что просто избежал неприятностей. Гризельда дура, а кроме того, по-настоящему он ей не нравится. Должно гордиться тем, что преодолел искушение. Он не пошел на поводу у инстинкта, как тупое животное, а принял мужское решение.

Дочь мастера заплакала. Негромко, но слышно. Мерфин поплелся к задней двери. Как и у всех в городе, за домом Элфрика был длинный узкий участок земли с отхожим местом и мусорной кучей. Большинство хозяев держали там цыплят и свиней, выращивали овощи и фрукты, но Строитель навалил кучу громоздкого хлама, камней, мотки веревок, корзины, ручные тележки и приставные лестницы. Юноша стал смотреть на дождь, но все равно слышал рыдания Гризельды.

Он решил уйти и подошел уже к выходу, но не мог придумать, куда деваться. Дома у Керис только Петронилла, которая ему явно не обрадуется. К родителям? В таком состоянии видеть их приятного мало. Неплохо бы поговорить с братом, но Ральф вернется в Кингсбридж только через несколько дней. Кроме того, глупо выходить без плаща — не из-за дождя, Мерфин отнюдь не боялся намокнуть, но из-за выпуклости на штанах, которая никак не опадала.

Попытался думать о Керис. Девушка сейчас маленькими глоточками пьет вино и ест ростбиф с пшеничным хлебом. Интересно, во что она одета. Ее лучшее платье, бледно-красного цвета, с квадратным вырезом, открывало нежную белую шею. Но плач Гризельды врывался в мысли. Мерфин захотел утешить ее, сказать, как ему жаль, что из-за него она почувствовала себя отвергнутой, объяснить, что красивее девушки в городе нет, просто они друг другу не подходят.

Молодой человек сел, опять встал. Как больно слышать женский плач. Невозможно думать про строительные леса, пока она плачет. Невозможно остаться, невозможно уйти, невозможно сидеть. Он поднялся по лестнице.

Гризельда лежала лицом вниз на соломенном матраце, служившем ей постелью. Платье на круглых бедрах задралось, виднелась кожа — очень белая и мягкая.

— Прости.

— Убирайся.

— Не плачь.

— Я тебя ненавижу.

Он встал на колени и похлопал ее по заду.

— Не могу сидеть на кухне и слушать, как ты плачешь.

Девушка перевернулась, лицо было мокрым от слез.

— Я страшная и толстая, и ты меня ненавидишь.

— Ерунда.

Мерфин вытер мокрые щеки тыльной стороной ладони. Дочь Элфрика взяла его за запястье и потянула к себе.

— Правда?

— Правда. Но…

Гризельда завела его руку себе за спину и, прижав юношу к себе, поцеловала. Мерфин застонал и лег на матрац. «Я сейчас уйду, — говорил он себе. — Просто успокою ее, а затем встану и спущусь по лестнице». Девушка взяла его руку и завела себе между ног. Мерфин ощутил нежную кожу и понял, что погиб. Ему казалось, он сейчас лопнет.

— Я не могу.

— Быстрее, — тяжело дыша, прошептала Гризельда, стащила с него рубашку и сняла штаны.

Мерфин перекатился на нее и почувствовал, что теряет контроль. Угрызения совести пришли еще прежде, чем все закончилось.

— Нет, — простонал утешитель юных дев.

А закончилось все через секунду. Он рухнул на Гризельду с закрытыми глазами.

— О Господи. Лучше бы я умер.

Буонавентура Кароли произнес эти страшные слова в понедельник, на следующий день после большого банкета в здании гильдии.