Более реально, чем тебе, подумала Стоун. Нет смысла возвращаться к нему. Это – прошлое, и изменить его невозможно.

– Я знаю, что мы не были очень близки, но между всеми нами существовала какая-то связь, – продолжала Карен. – Мне это напоминает сестринские отношения. Все мы берегли друг друга.

– Ты действительно так это помнишь?

Открытое и правдивое выражение лица Карен было ей ответом.

Ким уже сталкивалась с этим раньше. Некоторые люди предпочитают переписывать свое прошлое. Создавать нечто абсолютно новое, чтобы как можно дальше отодвинуть от себя реальные факты. Стоун же предпочитала раскладывать факты по ячейкам и больше к ним не возвращаться.

– Карен, никаких сестринских отношений между нами не было, и никто никого не берег.

– Я знаю, что в те времена была немного агрессивной, но все это из-за…

– Ты была эгоисткой, которая хотела иметь все, что было у других девочек, – честно призналась Ким.

Честно говоря, она с бо́льшим удовольствием оставила бы воспоминания Карен в покое – пусть себе живет в этом созданном ею самой мирке, – но та сама завела этот разговор, а Ким никогда не любила прятать голову в песок.

Детство у всех у них было тяжелым. Некоторые дети сбивались в шайки – им важно было чувствовать свою принадлежность, пусть даже и к подобию семьи. Ким к ним не принадлежала. Она никогда не устанавливала длительные отношения и крепкие связи с кем бы то ни было. А вот задир и забияк ненавидела всей душой.

Начиная с шести лет ее жизнь время от времени пересекалась с жизнью Карен, и ей сложно было назвать эти моменты приятными. Но только в последней приемной семье им пришлось соединиться надолго.

– Ты помнишь такую индийскую девочку Шафилею, которую у нас все презирали? – спросила Ким.

Карен задумалась.

– Ах да, ну конечно. Она была смешная, правда? Если я правильно помню, у нее была большая голова.

Да, у нее действительно была большая голова и очень маленькое тело. Ее отобрали у родителей, которые до этого месяцами морили ее голодом, потому что на ней в клочья изорвались слишком тесные для нее джинсы. Ким слышала, как приемные родители жаловались на жесткую диету и специальное меню, которых им приходилось придерживаться, чтобы постепенно нарастить девочке мышечную массу.

Пару раз Стоун пыталась поговорить с Шафилеей, но даже визиты к врачу три раза в неделю не заставили девочку разговориться.

– А ты помнишь напитки, которые она пила после чая?

– Конечно. Мы все еще не могли понять, почему ей дают молочный коктейль, а нам – нет, – улыбнулась Карен.

Ким с трудом смогла скрыть свое удивление этими извращенными воспоминаниями. Она никак не могла понять, где была она сама, когда их тогдашний дом неожиданно превратился в волшебный дворец, полный бабочек и эльфов. Ведь в реальности дом ее последней приемной семьи был строением из двух объединенных муниципальных коттеджей, в котором кроватей было больше, чем в магазине «ИКЕА».

– Это был протеиновый напиток, сделанный для того, чтобы укрепить ее истощенное голодом тело.

– А я и не знала…

– Так вот, я поймала твою лучшую подругу, когда та, засунув голову Шафилеи в унитаз, держала ее там до тех пор, пока девочка не отдала ей свой напиток.

Карен с сомнением посмотрела на Ким и стала качать головой.

– Девочке было десять лет.

На лице Карен появилось выражение ужаса. Всего на год старше ее собственной дочери.

– Нет, ты ошибаешься, – сказала она, хотя в ее словах не было уверенности убежденного человека.

– А разве твоя подружка не вплетала себе в волосы розовые блестящие ленты? – огрызнулась Ким.

– Боже мой, так, значит, это была ты? – Рука Карен метнулась к ее рту.

Ким промолчала.

– Значит, это ты избила Элайн. Ни она, ни ты ничего об этом не говорили, но я все хорошо помню. И теперь, задним умом, я понимаю, что она действительно тебя ненавидела.

Наконец-то, подумала Ким, у тебя хоть что-то проясняется в мозгу.

Она совсем не гордилась тем, что сделала в тот день, но иногда с забиякой приходится говорить на его собственном языке.

Обе женщины замолчали, как будто погрузились в воспоминания о прошлом.

– А знаешь, Ким, ты, наверное, была права тогда. Но сейчас меня волнует только вопрос, когда я смогу увидеть Чарли.

Стоун кивнула в знак понимания, а Карен прикрыла рот ладонью, стараясь подавить зевок.

– Почти три часа. – Ким взглянула на часы. – Постарайся поспать хоть пару часов, хорошо?

Карен кивнула и еще раз дотронулась до своего телефона.

Подавшись вперед, Ким накрыла руку Карен своей. Испуганные глаза впились в нее.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

– Я верну твою детку домой.

Карен кивнула в ответ и сжала руку Ким. Затем, еще раз зевнув, вышла из кухни. В любых ситуациях организму необходим отдых – и хотя стресс, страх, беспокойство и выброс адреналина могут долго поддерживать тело в функциональном состоянии, рано или поздно наступает изнеможение.

Правда, до Ким оно еще не добралось.

Пора было возвращаться в штаб.

Она протянула руку и взяла фотографию.

Ким выбросила использованный фильтр в мусорное ведро. Влажный комок кофе с глухим звуком упал на дно. После этого она поместила в машину белый хрустящий треугольник и насыпала в него четыре полные ложки кофе. Потом, подумав, добавила еще одну.

Она сидела за столом и ждала, не отрывая глаз от фотографии на стене.

Ее потрясла чистота и непорочность девочек. Обе улыбались в камеру – мгновенный снимок застывшей навсегда радости. Две юных души в защищенном мире, окружающем их и состоящем из их семей, их друзей, их невинности.

Ким пыталась вспомнить, был ли в ее собственной жизни момент, когда можно было бы сделать подобную фотографию.

Возможно, что в возрасте от десяти до тринадцати ее еще можно было заснять улыбающейся. С Эрикой по одну сторону от нее и с Китом по другую, она чувствовала себя в безопасности в приемной семье № 4. Правда, доброта этих людей так и не смогла стереть в ее памяти прошлое.

Она не могла думать о Ките и Эрике, не вспоминая Мики. В ячейке ее памяти под маркировкой «потери» хранились воспоминания о всех них.

На мгновение Ким закрыла глаза. Как бы изменилась их жизнь, если б их матерью была Эрика?

Ким быстро отогнала эти мысли прочь. Погружение в глубины воспоминаний напоминало ей бег по минному полю. Стоит задержаться на мгновение, и тебя разорвет на мелкие кусочки.