Было бы смешно говорить, что я себя не узнаю, но я поражена переменами. Я приближаюсь к зеркалу, чтобы рассмотреть свое лицо. Под ярко-голубой шапкой ввалившиеся щеки. Под глазами громадные мешки. Я еще никогда не была такой худой и такой грязной. Живот у меня втянулся под ребра. Я была пухлой только в детстве, но впалым живот у меня никогда не был. По-моему, ему таким быть и не положено. Может, именно поэтому я так мерзну? Я делаю шаг назад – и мое отражение превращается в пятно грязи.

Мои приоритеты меняются. Оставив выбранную одежду в примерочной, ищу в магазине мыло, влажные салфетки – что угодно, что поможет мне избавиться от грязи, покрывшей кожу. Я пару раз купалась – вроде как – и меняла нижнее белье (у меня его две пары). Каждую пару я стараюсь между переодеванием привести в порядок, но в последний раз я меняла белье уже несколько дней назад, и обе пары покрыты пятнами и провоняли.

Я нахожу туалет за дверью, на которой написано: «Для персонала». При свете походной лампы поворачиваю кран. Безрезультатно. Не удивившись, я снимаю крышку с бачка и наполняю походную миску оставшейся там жидкостью. Полностью раздевшись, я отмываюсь, как могу, смыливая кусок натурального конопляного мыла и измазав три походных полотенца. Остатками воды из бачка я ополаскиваюсь. После этого у меня на ногах все равно остается скользкий слой мыла. Это ощущение нельзя назвать неприятным: в последнее время на мне было нечто похуже мыла. Волосы у меня по-прежнему мерзкие, но тело кажется чистым.

Я поднимаю с пола грязные трусы и лифчик и замечаю, что в их складках лежит коробочка для микрофона. Она такая крошечная и я так к ней привыкла, что совершенно про нее забыла. Батарейка сдохла, заряд закончился уже довольно давно. Но в магазине наверняка стоят микрофоны, и на койоте они тоже должны были быть.

Но я на всякий случай отцепляю микрофон: наверное, он дорогой. Готова спорить, что в контракте есть какой-то пункт относительно его сохранности. Захватив его с собой, я нагишом иду в примерочную с голубой шапкой в руке. Надеваю чистые трусы и тонкий спортивный лифчик в голубую и зеленую полоски. Первая примеренная мной рубашка висит мешком. Брюки, по моим ощущениям, должны свалиться с меня при первом же шаге. Мой размер теперь не «M». Я возвращаюсь в отдел одежды и через несколько минут полностью одеваюсь. Все вещи у меня теперь размера «S», и все сидят далеко не в обтяжку.

Я знала, что похудею во время съемок. Втайне я считала, что это приятный бонус к участию в программе. Я думала, что перед тем, как думать о ребенке и родах, будет здорово снова стать такой худенькой и стройной, какой я не была со старших классов. Однако степень моего похудания пугает: при таком внешнем виде трудно убеждать себя в том, что я сильная. В последний раз месячные у меня были примерно за неделю до начала съемок – и теперь я не уверена в том, что мое слабенькое тело сохранило эту функцию.

Затем я выбираю себе новую куртку – темно-зеленую, с капюшоном с меховой подкладкой. У нее под мышками молнии, так что мне не нужно будет так же часто ее снимать и надевать. Перекладываю в карман куртки оставшееся от очков стекло. Наступает очередь рюкзака, который я наполняю нужными вещами: запасное нижнее белье, вторая фляжка с водой, несколько упаковок капель для очистки воды, биоразлагающиеся влажные салфетки, пузырек жидкости для очистки рук, фонарик, запасные батарейки, компактный дождевик, мой тупой нож и тот мультитул, которым я вскрыла упаковку с батарейками, моя видавшая виды кружка, новая аптечка вместо использованной, две дюжины белковых батончиков разных фирм и с разным вкусом, немного зерновых батончиков и немного вяленой говядины. Меня так и тянет прихватить что-то лишнее: пластмассовую ложко-вилку, бинокль, карманный совок, дезодорант и тому подобное. Из всех этих предметов роскоши я позволяю себе оставить только складной стаканчик и упаковку фиточая. У меня теперь нет причин нагружаться лишним весом. И наконец, я заправляю сдохший микрофон в кармашек для плеера на верхнем клапане рюкзака.

Я готова идти дальше, но солнце уже садится. Уходить сейчас было бы глупо.

Это магазин, а не дом. Может, здесь ночевать можно. Может, так и надо по сценарию. Я смотрю на палатку в витрине. Может, это тоже часть моего вознаграждения.

Я тащу палатку по магазину и ставлю между обувным отделом и стойкой с носками. Складываю внутри несколько пенок и два спальных мешка, а потом бросаю целую охапку крошечных подушечек. Я освещаю свой лагерь в помещении фонарями на батарейках и позволяю себе невероятную роскошь: зажигаю походную плитку. В углу обнаружилась полка с блюдами «только добавь воды». Все варианты кажутся соблазнительными. Я беру три: карри с курицей и кешью, говяжье рагу и курица терияки с рисом – и кладу на пол. Закрываю глаза, перемещаю упаковки, словно тасуя, а потом выбираю одну, не глядя. Карри с курицей и кешью. Я кипячу воду и заливаю ее в пакет. Выждав, как мне кажется, рекомендованные тринадцать минут, я поглощаю восстановленное блюдо ложко-вилкой, которую, как я обещаю себе, с собой не возьму. Вода впиталась не полностью: хлопья курицы резинистые, а зеленые кусочки (сельдерей?) сильно хрустят. Но блюдо все равно чудесное: пряное и чуть сладковатое. Размягченные в горячей подливке кешью совершенно не похожи на орехи из студенческой смеси. Когда я закрываю глаза, то могу почти… почти уговорить себя, что это – только что приготовленная еда. Доев, запихиваю пять упаковок в свой новенький рюкзак. Больше туда просто не влезает.

Через несколько минут заползаю в палатку. Я привыкла к колючим сосновым иголкам, к похрустыванию сухой листвы, к неудобным выступам шишек и камней. Дно у палатки мягкое. Это странно – и я не уверена, что мне это нравится. А еще здесь теплее, чем я привыкла. Я расшнуровываю мои новые ботинки и ложусь поверх спальников. Лежу, глядя в нейлоновое небо, – и мои мышцы расслабляются на мягкой постели. «Приятно», – думаю я. К такому легко привыкнуть.

К утру становится ясно, что это не так. Мне не терпится идти дальше. Я смутно припоминаю, что ночью я несколько раз почти просыпалась с ощущением тревоги. Сколько раз, я точно не знаю, но явно не один. До боли сжатые зубы и следы страха говорят мне, что я видела страшные сны, хотя подробности мне не запомнились; по-моему, там присутствовали койоты. Да: извивистая стая койотов, брызгавших во все стороны и сливавшихся, как капли воды, в беззвучном беге по лесу.

Я отгоняю ощущение, будто нахожусь в окружении. Я слишком долго пробыла в помещении, и тело у меня разболелось от сна на мягком. Надо идти. Я заливаю кипятком омлет по-денверски – с овощами и ветчиной – и пускаюсь в путь, возвращаюсь на дорогу и иду мимо заправочной станции на восток.

Рядом с кострищем команды-победительницы появился стол для пикника. Команда подходит ближе, и Ковбой толкает Следопыта в бок.

– Угощение что надо, – говорит он.

Следопыт молча кивает. Банкир и Биологичка радостно ухмыляются. Кусочек листа мяты, прилипший у Биологички к зубам, при монтаже уберут. Еды на столе больше, чем они смогут съесть за раз. Куриная грудка на гриле, бургеры, булочки, салат «Цезарь», запеченная спаржа, початки кукурузы, картофельный салат, корзинка, доверху наполненная сладким картофелем фри, кувшины чистой воды и лимонада. Этого пира за глаза хватило бы, чтобы насытить всех участников. Банкир смотрит через поле на членов остальных команд, расходящихся к своим кострам.