я рассматривала поведение Матео как способ адаптации к неоптимальной социальной и физической среде, которая не отвечала его индивидуальным потребностям. Разумеется, подобный подход можно – и нужно – применять в работе со всеми детьми: понимая и уважая индивидуальные особенности, а также потребность ребенка в отношениях, мы можем придумать действенные способы, как настроить его нервную систему на успех.

Анализ нейроцептивного состояния

Если ребенок воспринимает окружающую среду как безопасную, в защитном поведении, характерном для красного пути, нет никакой необходимости[92]. При активном зеленом пути сотрудничество, научение, игровая деятельность и любопытство возникают естественным образом. Ниже мы подробно рассмотрим характеристики красного и синего пути, сигнализирующие об адаптивной реакции на стресс.

Обратите внимание, что поведение, обусловленное активностью синего пути, свидетельствует об очень высоком уровне воспринимаемой угрозы. Если красный путь предполагает возбуждение и активные действия для улучшения самочувствия, то синий – такие дезадаптивные реакции, как оцепенение и диссоциацию. Синий путь указывает на то, что разум и тело ребенка по существу капитулируют и отключаются под влиянием воспринимаемой угрозы жизни.

Признаки активации синего пути часто включают «каменное» выражение лица, монотонный голос, а также отказ от любого взаимодействия. Если ребенок задействует красный путь, возможно временное снижение слуха, что объясняется низким тонусом мышц среднего уха[93]. Таким образом, прежде чем выбирать вмешательство, необходимо внимательно понаблюдать за мимикой, голосом и позой ребенка.

Безопасность – в глазах смотрящего

Как же узнать, действительно ли ребенок чувствует себя в безопасности? Что важно, так это собственное восприятие ребенком безопасности, а не то, что, по мнению взрослых, должно составлять социальную или физическую безопасность. Одним словом, безопасность – в «глазах» (мозге и теле) смотрящего: ребенка. Безопасность «определяется тем, что чувствует ребенок, а не просто устранением угрозы»[94]. Таким образом, главное – внутреннее, субъективное ощущение безопасности.

Каждый ребенок интерпретирует безопасность по-своему. В данном случае решающий фактор – не общее понятие «оптимальной» среды, а реакция на эту среду каждого конкретного ребенка.

Многие современные подходы к коррекции проблемного поведения не учитывают этого важного различия. По возможности мы должны не только максимально адаптировать физическую, сенсорную и социальную среду к потребностям каждого ребенка с устойчивыми поведенческими проблемами, но и отказаться от любых преждевременных предположений о том, что именно он воспринимает как окружающую или социальную безопасность.

В долгосрочной перспективе акцент на социальной поддержке может оказаться более рентабельным, ибо он избавляет нас от траты времени и денег на вмешательство, не нацеленное на первопричины проблемного поведения. В частности, новые или уже работающие с ребенком специалисты могут взять на себя роль эмоциональных сорегуляторов с тем, чтобы помочь ему укрепить зеленый путь в качестве терапии первой линии.

Эта возможность часто упускается из виду, если отношения (например, с чуткими помощниками в классе) не рассматриваются как существенные элементы плана коррекции.

На сегодняшний день подобную точку зрения следует считать устаревшей: она не согласуется с текущими представлениями о психологической устойчивости, выработанными современной нейронаукой[95].

Новые или уже работающие с ребенком специалисты могут взять на себя роль эмоциональных сорегуляторов с тем, чтобы помочь ему укрепить зеленый путь в качестве терапии первой линии.

Мощным модулятором стрессовой реакции ребенка является безопасность отношений. Это не значит, что достаточно одного только присутствия квалифицированного взрослого. Нам нужно знать, как помочь каждому ребенку обрести чувство безопасности в разуме и теле.

Много лет работая детским психологом, я обнаружила, что взрослые легко могут научиться титровать свои взаимодействия с целью обеспечения оптимальных сигналов безопасности в соответствии с уникальными потребностями каждого ребенка.

Макс: Важность безопасности в отношениях

Десятилетний Макс страдал множественными задержками развития и повышенной тревожностью. Ко мне его направили вследствие «отказа ходить в школу». По утрам мальчик не желал выходить из дома, в результате чего родителям приходилось буквально «выманивать его на улицу».

На уроках он часто отказывался говорить и с трудом мог сосредоточиться. Время от времени у него случались нервные срывы. Школа назначила Максу личную помощницу для помощи в учебе, однако значимых результатов добиться не удалось.

Во время последующих наблюдений в классе я заметила, как Макс сосет пальцы и грызет ногти. Его доброжелательная помощница всячески старалась помочь ему следовать инструкциям и не отставать от одноклассников: она шепотом напоминала ему, чтобы он был внимателен, и помогала сосредоточиться на каждом задании.

Почему это не сработало? Подход, выбранный школой, акцентировал академическую успеваемость и не учитывал эмоциональное состояние Макса. Хотя мальчик явно демонстрировал признаки дистресса в течение всего учебного дня, план поддержки не включал конкретные способы борьбы с негативными эмоциями и тревогой.

Родители попросили школу обеспечить учительнице и помощнице дополнительное обучение с упором на персонализированные методики, основанные на взаимоотношениях. Администрация ответила отказом, мотивировав его тем, что помощница – давний сотрудник с отличной репутацией и богатым опытом.

Проблема заключалась в том, что индивидуальный учебный план Макса не содействовал снижению его чувства тревоги. Любые попытки помочь ему в учебе были заведомо обречены на провал из-за шаткости самого фундамента социально-эмоционального развития – регуляции, внимания и социального взаимодействия.

Я предложила учительнице и помощнице отточить их навыки эмоциональной сорегуляции вместе с Максом. (В своей книге «Social and Emotional Development in Early Intervention» я объясняю, как это могут сделать педагоги и другие специалисты.)

Вкратце, Макс не успевал в школе потому, что планы его поддержки не учитывали огромной важности социальной безопасности, лежащей в основе его тревоги и влияющей на его способность учиться.

Вместо того чтобы судить об эмоциональной безопасности на основе общих критериев, мы должны рассматривать ее сквозь призму восприятия и индивидуальных особенностей каждого конкретного ребенка.

Поскольку эмоциональное состояние ребенка оказывает непосредственное влияние на его способность учиться, школам следует активнее сотрудничать с родителями и включать их в процесс выбора оптимальных видов поддержки.

Кроме того, как показывает мой опыт, ассистенты и другой вспомогательный персонал часто не присутствуют на совещаниях по выработке индивидуальных учебных планов.

Учитывая, что они играют роль основных эмоциональных сорегуляторов с детьми, я настоятельно рекомендую приглашать на эти важные собрания и их тоже.

Что такое стресс?

В 1930-х годах врач и исследователь Ганс Селье ввел понятие стресса, определив его как «общую реакцию тревоги»[96]. Впрочем, со времен Селье наше понимание воздействия стресса на организм сильно изменилось. Нейроученый Брюс Маккьюэн выделяет две разновидности стрессовых реакций. Одна из