— Какой чудесный вид!

Клодия остановилась у огромных окон, обращенных к городу. Уже темнело, и внизу до самого горизонта сверкал и переливался океан огней, а над ним густое сине-фиолетовое небо плавно переходило в бледно-лазурное.

— Я отнес твой чемодан в твою комнату. — На ее замечание он никак не отреагировал, и у Клодии засосало под ложечкой. В «твою комнату», а не в «нашу». Какое облегчение! Или же напротив?..

Сдвинув брови, она оглядела просторную гостиную. Мягкий серо-сизый ковер, покрытый черным лаком низкий столик, подвесные книжные полки, огромный музыкальный центр, два маленьких дивана, обтянутые темной кожей. В целом, комната напоминала своего хозяина, который тем временем разместился за единственным старинным предметом мебели — впечатляющих размеров письменным столом.

— Что бы ты предпочла, чтобы я заказал? Что-нибудь французское, итальянское, китайское?

Он обошелся без светской беседы и даже не предложил ей вымыть руки, выпить прохладительного напитка или позвонить Гаю, чтобы сообщить, что они доехали благополучно, или поговорить с Рози, если она еще не в кровати.

Но Клодия и так знала, что совместная жизнь с этим человеком будет именно такой — тягостной, выхолощенной. Она хотела ответить: «Рыбу, чипсы и зеленый горошек», — но не осмелилась.

— На твой выбор.

Он снял трубку и набрал номер, а Клодия вышла в коридор и нашла свою спальню. Она не собиралась сидеть с ним и ждать, когда он соизволит удостоить ее разговором.

Ее чемодан стоял у низкой широкой кушетки, покрывало в кремовую и шоколадную полоску гармонировало с портьерами. Стандартная комната с маленькой, но безупречно чистой ванной. Если бы не отсутствие мини-бара, она сошла бы за гостиничный номер, в какой угодно стране мира. Глаза Клодии наполнились слезами, и она сердито моргнула. Она уже скучала по дому, тосковала по людям, которые ее любили. Ей же приходится коротать время с «мужем», который откровенно презирает ее. Но ведь это не причина для того, чтобы реветь, как малое дитя? Она достала носовой платок и сердито высморкалась. С тех пор как Адам узнал, что Рози его дочь, он только и делал, что командовал. Он по-своему распорядился ее жизнью, но это не значит, что у нее нет гордости. Клодия быстро распаковала вещи и направилась в гостиную, откуда доносились голоса.

Посыльный как раз уходил. Адам переложил огромную пиццу на фарфоровое блюдо, высыпал зеленый салат в стеклянную салатницу и взялся за нож.

— Я решил, что ты предпочтешь что-нибудь незатейливое. Садись. — Он протянул ей тарелку. Порция, которую он выделил ей, показалась, испуганным глазам, Клодии размером с футбольное поле, но она ничего не сказала. Ни к чему давать ему повод с усмешкой советовать налегать на еду, чтобы избавиться от уродующей ее худобы.

А если она снова наберет утраченный вес, не захочет ли Адам разделить с ней ложе?.. Клодия сердито отмахнулась от непрошеной мысли. Пусть ее тянет к нему, сердце и рассудок яростно восстают против этого. Физическое влечение без любви — не для нее, а любовь давно умерла.

«Веди себя, как считаешь правильным», — подумала она, а вслух произнесла:

— После ужина я собираюсь позвонить папе и узнать, как они устроились на новом месте. Ты, кажется, сказал, что мы сможем вернуться в «Фартингс-холл» никак не раньше, чем через месяц, чтобы не столкнуться там со строителями. — С решительным видом она накрутила на вилку расплавленный сыр, но до рта так и не донесла. — Наверное, теперь, когда ты решил сделать своим домом «Фартингс-холл», ты захочешь продать эту квартиру?

— Не старайся развлекать меня разговорами, — откликнулся Адам. — Если нервничаешь, то можешь успокоиться — я не собираюсь на тебя набрасываться. Тебе ничего подобного не угрожает. Однажды я попробовал, но остался не слишком доволен последствиями.

— Ты имеешь в виду Рози! — с трудом выговорила Клодия, ужаснувшись словам Адама.

А ей казалось, что он души не чает в своем ребенке. Неужели…

— Разумеется, нет! — произнес он с неожиданной усталостью. — Неужели я могу хоть на миг пожалеть о том, что на свет появилось такое прелестное дитя? Но наша связь имела и другие последствия, Клодия.

В его глазах вспыхнул огонь. Клодия не могла взять в толк, о чем он.

— Ты говоришь так, словно я наградила тебя дурной болезнью, — фыркнула она и тут же залилась краской, пожалев, что ляпнула такое.

Но он, по-видимому, заставлял ее проявлять себя не с самой лучшей стороны.

— Вовсе не обязательно грубить, — парировал он, поджав губы.

— Наверное, я успешно усваиваю твои уроки!

— Браво, мадам! — В его глазах промелькнуло угрюмое веселье. — Предлагаю начать сначала. — Он разлил красное вино в два бокала. — Вернемся к нашей непритязательной беседе. О чем шла речь? Ах да, ты, разумеется, можешь позвонить Гаю. И опять же, да, я предложил строителям хороший куш, если они сделают свою работу ровно за месяц, считая от сегодняшнего дня, и освободят помещение. А квартиру — нет, продавать не собираюсь. Для успешного ведения бизнеса, мне, время от времени, придется наведываться в Лондон. Управлять делами можно и из «Фартингс-холла», но, в особых случаях, мне понадобится квартира.

Клодия могла только догадываться, какие это будут случаи. По собственному опыту она знала, насколько привлекателен Адам для женщин. Брак их фиктивный, и он не собирается хранить целомудрие. Жгучая вспышка ревности опалила Клодию. Она почувствовала, как кровь отлила от лица. Резко поднявшись, она подошла к телефону и набрала номер Ивового коттеджа. Разговаривая с отцом, она постаралась сдержать эмоции и, только оказавшись в постели, дала волю слезам.

Как ни презирала она Адама, ее влекло к нему по-прежнему. Она страдала душой и телом. Клодия пыталась перебороть себя, с того самого мгновенья, как он во второй раз ворвался в ее жизнь, она поняла грозившую ей опасность, и всеми силами боролась с собой. Но ничего не могла поделать.

Когда она представляла, что он ласкает другую женщину, как некогда ласкал ее, разделяет с ней восторги страсти, те же самые, которые умел разбудить в ней, Клодии просто хотелось забиться в угол и умереть. Лежа в темноте, она молилась, чтобы Господь не позволил ей снова влюбиться в него. Как-нибудь она научилась бы справляться со своими желаниями, бесконечной мучительной жаждой. Но с любовью ей не справиться никогда.

Клодия оставила Адама готовить кофе к завтраку на маленькой, но оборудованной последними новинками бытовой техники кухне, и отправилась по магазинам. Он может посвятить этот день чему угодно, она же собиралась сорить его деньгами! Подобное намерение было далеко не христианским, но Клодия подумала, расплачиваясь с таксистом на Оксфорд-стрит, что ей это безразлично. Он сам предложил ей тратить деньги. Она и не подумает стесняться. Адам считает ее безнадежной развалиной, и зеркало сегодня утром сказало ей, что он прав. Ночные слезы не добавили ей привлекательности, а аккуратный серый костюм, который она обычно надевала, занимаясь делами отеля (если не стояла в белом колпаке у кухонной плиты), вместе с практичными туфлями на плоской подошве, пригодными для посещений музеев и выставок, едва ли помогали ей выглядеть ходячим искушением!