Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Во раздухарился!». Эта мелькнувшая мыслишка заставила рассмеяться и взяться за перечитывание «Вечерних огней» Фета. Я, конечно, предпочел бы почитать что либо другое например Рубцова или, Тома Шарпа про похождения преподавателя «Гуманитеха» Уилта. Но увы. Нет пока здесь ни того ни другого, а Фет всегда мне нравился. Хотя мне ж к воскресенью надо схему «двс» начертить. Ладно, немного почитаю, а потом возьмусь.
Но чтение как-то не заладилось. Отложил книгу и, полежав немного, решил набросать эскиз велосипедного моторчика, устройство которого, прекрасно помнил. У Юрки Смирнова, соседа и друга детства, был велосипед с мотором и тот моторчик мы не раз разбирали и вновь собирали.
С рисованием эскиза вышел полный облом. Ни бумаги ни ручки не нашлось, даже карандаша и того не было. Не озаботился заранее. Посмотрел на часы, в лавку идти поздно. Вот черт! А не сходить ли мне к Зотовым? Карандашом и бумагой я у них точно разживусь. Еще предупрежу, что послезавтра доктор их навестит. Пусть приготовятся. Да и вообще, тянуло меня к ним. Все-таки похожа Дарья на Ленку.
Взял трость, нахлобучил шляпу и вышел из дому. Посмотрел на садящееся солнце, похоже возвращаться из гостей придется в темноте. Паранойя моя не дремала и потому пришлось вернуться и сунуть в карман револьверчик. Барнаул конечно город тихий, но береженого бог бережет, а не береженый с битой мордой ходит, а то и того похуже. А с револьвером все спокойнее, да и собак попугать пригодится.
Помнится из того детства. Мой друг Юрка Смирнов раздобыл где-то две пачки мелкашечных патронов калибром 5.6 мм, и мы, два тринадцатилетних оболтуса, сделали простейший пистолет. Самая главной деталью, которого был ствол — толстостеннаятрубка с внутренним диаметром 5.7 мм. Единственным недостатоком нашей вундервафли была долгая перезарядка. Нужно было вывернуть из гайки ствол вытащить стреляную гильзу вставить патрон и снова ввернуть ствол на место. Попасть из него куда либо можно было, только стреляя в упор. Но нам это удовольствие нисколько не портило. Задача была расстрелять добытую сотню патронов.
А поскольку жили в частном секторе, то бегающих ночью по улицам собак было довольно много. Всего три темных, осенних вечера ходили по округе, стреляя в каждую шавку попадающуюся на нашем пути. Правда ни разу не попали, да собственно особо не целились. Но результат был на лицо. Месяца два ни одна псина не подходила к нам ближе десяти метров. И пистолета у нас уже давно не было, расстреляв патроны, мы его разобрали и утопили по частям в речке Пивоварке, а собаки все равно обходили нас стороной. Умные и памятливые животные эти собаки. Так что револьвер против этих шавок вполне сгодится.
Зотовы только что поужинали и собирались чаевничать. Дети мне обрадовались, а хозяйка усадила за стол, нацедила хорошо заваренного, запашистого чая и подвинула поближе ко мне тарелку с баранками и плошку с сахаром. Я бы предпочел мед, но сахар был дороже меда и уважаемого гостя угощали именно им.
Надо взять этот момент на заметку. Производство сахара из свеклы дело не слишком сложное, но прибыльное. Не зря же, крупные сахарозаводчики были в начале двадцатого века довольно богатыми людьми. Но где сахарную свеклу брать? Как заставить сибирских мужиков эту свеклу выращивать? Блин еще одну идею добычи серьезных денег придется отбросить. Впрочем, лет через пять пожалуй можно к ней и вернуться. А пока золото и спекуляция зерном наше всё. Кстати неплохо пароходик прикупить, не так уж они и дороги, деньги теперь есть. На пароходе ведь можно, как минимум дважды за сезон, до Тюмени сгонять. Блин! Вот опять себе дело придумал.
И вообще, что-то я последнее время слишком озаботился добыванием денег. Вот и сейчас пью чай, слушаю, что говорят мне Гришка с Настей, и даже отвечаю на вопросы, а сам все думаю, как бы еще денежек подзаработать. Надо отвлечься, а то, не приведи господи, свихнусь еще на этой почве.
— Как ваше здоровье Дарья Александровна? Травки, что я дал, завариваете?
— И завариваю, и пью. Все как в бумажке прописано. Вроде как лучше себя чувствовать стала.
— Это хорошо. Я с доктором, что вам лечение прописал, разговаривал. Он обещал послезавтра к трем часам подойти и вас послушать. Возможно, поинтересуется вашими акварелями, если что выберет, то отдайте как плату за лечение. Впрочем, я постараюсь подойти к вам в это же время. Скажите, а маслом на холсте вы рисуете?
— Рисовала раньше, когда муж жив был, а сейчас нет. Холст и краски больших денег стоят. У нас же в последнее время с деньгами плохо.
— Понятно. А посмотреть можно?
— Они у меня в спальне. Сейчас принесу.
Вынесла два небольших полотна, рассматривать которые пришлось уже при свете керосинной лампы, с одной стороны и при уже слабом оконном освещении. На одном полотне жанровая сценка, написанная в манере передвижников. А вот вторая картина, на которой был нарисован деревянный мост, переброшенный через небольшую речку, дорога, ведущая к нескольким хатам на противоположном берегу, понравилась. Простенький пейзаж, но веяло от него каким теплым полузабытым с детства чувством, безмятежности и одновременно легкой грусти. А ведь она действительно талантлива, эта мать двоих детей.
— Вот эту картину я у вас, пожалуй, бы купил. — Указал я на пейзаж. — Во сколько вы ее оцениваете.
Женщина как-то странно замялась и, потупившись, сказала:
— Не хочется ее продавать.
— Если не хочется, то и не продавайте. Скажите, вы ее с натуры рисовали?
— Нет по памяти. В детстве такой мостик у нас перед домом был.
То есть не копировала натуру, а ухитрилась с помощью красок как-то изобразить на холсте это легкое сожаление об ушедшем детстве. Может я не прав. Может предвзято отношусь к её картинам, но мне они просто нравятся. Не хочет продавать эту, тогда куплю другую, хотя меня она и не трогает, так как эта, но выполнена вполне на уровне.
— Тогда продайте вот эту. — Указал я. — Сколько вы за нее просите?
— Не знаю я. Сколько дадите. А то и бесплатно забирайте.
— А вот это, Дарья Александровна, вы зря. Давайте тогда договоримся: вы рисуете все, что вам захочется, а я ваши работы буду продавать. Доход будем делить пополам. Ну как, по рукам?
— Я
