– Вот! – Трошкина победно щелкнула пальцами свободной от груза руки. – И другие этого тоже не видели! А теперь давай подумаем, кто обычно видел Бронича, когда он покидал офис традиционным путем?

Я добросовестно прикинула в уме поэтажный план здания и топографию окрестностей:

– Выходя из своего кабинета в общую комнату, шеф проходил мимо наших девочек, потом шагал по коридору, куда выходят двери других контор, потом шел по лестнице, где тоже встречался с какими-то людьми, потом мимо вахтерши, а с крыльца прямиком на стоянку, там охранник в будочке дежурит.

Трошкина на мои слова размеренно кивала, что в сочетании с тяжкой ношей придавало ей большое сходство с вьючным осликом. На нас засматривались, и я понимала почему. Заляпанная краской трехметровая лестница была довольно неожиданным аксессуаром в руках двух симпатичных молодых женщин в легких сарафанчиках и модных босоножках. Даже вахтерша очнулась от летаргического сна, когда мы с Трошкиной, накренившись под тяжестью лестницы на левый борт, проплыли мимо ее стола. Поскольку охранница должна была препятствовать выносу имущества, а не вносу такового, она не нашлась, что сказать, но засопела сердито, как закипающий чайник. Я оглянулась на свистящий звук и сбилась с шагу, едва не уронив свой край лестницы.

– Постой-ка! – сказала я Трошкиной. – Остановимся на минуточку.

Мы как раз свернули за угол и там опустили свою ношу на пол. Оставив Алку караулить добро, я бегом вернулась к вахтерше. Встала у ее стола, нарочито опасливо поозиралась по сторонам и конспиративным шепотом спросила:

– Вера Васильна, я посоветоваться хочу. Вы как, неустойку платить будете или откажетесь?

– Чего? – баба изумленно хлопнула глазами.

– Неустойку! Ну, штраф за невыполненную работу! Или просто вернете деньги, которые вам уже заплатили?

– Кто? – вахтерша смотрела на меня как на ненормальную.

– А то вы не знаете кто! – нагло хмыкнула я. – Или забыли, кому вы стучали на Михаила Брониславича, когда он пришел, когда ушел?

Широкое лицо Веры Васильны покрылось пятнами, как лунный диск, наблюдаемый в телескоп. Астроном из меня аховый, но физиономист неплохой, так что я сразу поняла: есть попадание! Определенно, у нашей вахтерши рыльце в пуху! Во всех смыслах, если учитывать и редкие усы над губой.

– А я… А ты… – баба задышала тяжело, как после стометровки.

– А я, как и вы! – сказала я, чтобы ее успокоить и расположить к откровенности. – Только вы за Броничем здесь смотрели, а я в офисе. Не уследили мы с вами, не выполнили задание, коварный шеф сбежал из своего кабинета через окно.

– Ах он прохвост! – Вера Васильна стукнула по столу увесистым кулаком. – Вот, значит, как он смылся, старый греховодник! То-то, я смотрю, его все нет и нет, а машина его все стоит и стоит… А тебе много ли заплатили?

– Мало! – ответила я.

Чистую правду, между прочим, сказала, у меня в «МБС» зарплата копеечная.

– И мне мало! – Вахтерша сначала закручинилась, а потом расправила плечи и снова долбанула кулачищем по столу. – И ни копеечки я ей не верну, пусть даже не надеется! Хочет в оба глаза смотреть за мужем – пусть частного сыщика наймет, а раз экономит на наблюдении, пусть носит на здоровье рога коровьи!

– Пусть! – легко согласилась я и оставила рассерженную вахтершу в одиночестве.

– Ну? Это она на шефа стучала? – спросила сообразительная Трошкина, когда я вернулась к ней и вновь впряглась в лестницу.

– Она самая, – кивнула я. – Говорит, делала это по заданию жены, которая посильно боролась с возрастной болезнью многих супругов – ороговением черепной коробки.

– Ах да, ведь у Бронича есть жена! – Алка так обрадовалась, словно ей было не все равно, ходит ли наш шеф вольным гоголем или же трепыхается в узах Гименея. – И он своей супруге, по всей видимости, изменял!

– С гражданкой Цибулькиной! – подхватила я. – Стало быть, обманутая жена была заинтересована в устранении любовницы!

– Что автоматически делает ее подозреваемой в убийстве! – заключила Алка.

Ни она, ни я с женой Бронича знакомы не были, поэтому нам ее было не жалко. Найдя подходящего «стрелочника», мы повеселели.

– Ван Ванич, а мы вам лестницу принесли! – радостно уведомила я старого мастера. – Подобрали в переулке!

– Как же она туда попала, зараза? – удивился дед. – Я ж ее, паскуду, позавчерась у директора в кабинете оставил, в укромном уголочке за вешалкой!

– Должно быть, выпала из окна! – Я засмеялась, отряхнула руки и прошла к своему столу.

Тут же из аппаратной выглянул Сушкин.

– Инка, долго еще у меня в машине будет висеть это колбасное дерьмо? – сердито спросил он.

Катя и Люся, привычные к Андрюхиной манере излагать свои мысли, даже ухом не шевельнули, а вот рекламная неофитка Трошкина занервничала.

– Что это за машина с колбасой и дерьмом? – тревожно спросила она меня на ухо.

– Андрюша, ты интересуешься, как долго еще будет занимать оперативную память твоего компьютера проект фильма о директоре мясокомбината? – перевела я специально для Алки.

– Ну, ясен перец! – ответил Эндрю.

– Надо узнать, принял ли заказчик наше кино, – сказала я.

– Вот и узнай! – недовольный проволочкой видеодизайнер удалился в свою темницу.

– Извини, Алка, я немного отвлекусь от нашего дела, – сказала я, накручивая телефонный диск. – Алло? Это рекламный отдел мясокомбината? Наташу можно услышать?

– Я Наташа, – потусторонним голосом со всхлипами ответили в трубке.

Чувствовалось, что женщина чем-то страшно удручена, и я не сочла возможным отвлекать ее от глубоких страданий незначительными вопросами.

– А Владимира можно? – спросила я.

– Переключаю! – навзрыд сказала плакса Наташа, и после пары аккордов шопеновского этюда в трубке зазвучал мужской голос.

– Я вас слушаю! – голос был скорбен и слегка дрожал.

– Э-э-э… А нет ли там кого-нибудь еще? – Я тщетно пыталась припомнить имена мясокомбинатских рекламщиков. – Кого-нибудь, не столь удрученного?

– Мы все удручены! – трагическим басом уверил меня Владимир. – Весь наш трудовой коллектив глубоко скорбит.

Я с лету отвергла мысль о том, что весь трудовой коллектив мясокомбината глубоко скорбит по поводу безвременной кончины партии молодых бычков, полегших под местной высоковольтной линией, и осторожно спросила:

– А что у вас случилось?

– Случилось страшное! – возвестил Владимир.

Собственно, я в этом уже и не сомневалась.

– Трагически погиб наш директор! – объяснил Владимир.

– Ка-ак погиб?! – вскричала я.