— Чует моё сердце, Глебушка, — с прискорбием известил он, — лепить тебе третью куколку… — Снова повернулся к страдальцу. — Сам-то её любишь? Или одна только злоба осталась?

На крысиной мордочке отразилось отчаяние. Плечи просителя бессильно опали.

— В том-то и дело, что люблю, — со слезой признался он. — До сих пор. Несмотря ни на что… Я ж её, суку, защищал! Умереть был за неё готов! Да и сейчас тоже… Всю жизнь ей отдал!

— Даже так? — мрачнея, пробормотал Ефрем.

— Не знает уже, как меня ещё унизить, — взахлёб продолжал жаловаться Митрич. — Снюхалась с какими-то… прости Господи, мерзавцами… жуликами, карьеристами…

— Стало быть, выгоду имеет, — вздохнул колдун.

— Да нет там никакой выгоды! — взвыл клиент. — Обирают они её, дурёху, обирают! А случись что-нибудь, не дай Бог, за грош ведь продадут! За медный грошик… Но даже не в этом дело! Всё бы простил! Равнодушие меня убивает, равнодушие её…

— Короче! — прервал колдун начинающуюся истерику. — Что надо? Приворожить?

— Да! — истово выдохнул несчастный, уставив на Ефрема исполненные надежды глаза. — Неужели получится?

— Ну а почему ж нет? — невозмутимо отозвался старый чародей. — Фотографию принёс?

— Вот… — На Божий свет из внутреннего кармана явился незапечатанный конверт.

— А зовут как?

Почему-то этот вполне естественный вопрос привёл Митрича в замешательство.

— Т-то есть… что значит…

— Ну, кого присушивать будем?

— А я разве не сказал?

— Нет. С самого начала твердишь: она, она… А кто она?

— Родина… — с запинкой выговорил тот.

Колдун поморщился.

— Фамилия мне не нужна. Имя давай.

Клиент растерялся окончательно.

— Ну так… Какое тут имя? Отчизна…

Несколько мгновений старый чародей недоверчиво смотрел на сконфуженного, часто помаргивающего гостя. Потом молча забрал у него конверт, извлёк фотографию. Снимок был, несомненно, взят из Интернета, распечатан на принтере, а сделан со спутника.

— Так… — приходя в себя, проговорил Ефрем Нехорошев. — По лестнице сам спустишься или Глеба попросить, чтоб помог?

* * *

По лестнице клиент предпочёл спуститься сам.

— По-моему, псих, — искренне поделился Глеб. — Во даёт! Отчизну ему приворожи…

Колдун был хмур и задумчив. Не стоило, конечно, вот так напрямую выдворять клиента — примета плохая.

— Мало ли извращенцев… — проворчал он. — Есенина взять. Тоже ведь: «Я люблю Родину! Я очень люблю Родину…» Хотя этот-то на всё кидался: что шевелится, что не шевелится. Дерева стоячего не пропускал. «Так и хочется к сердцу прижать обнажённые груди берёз…»

— Ну… к сердцу же… — вступился за любимого поэта отбывавший срок Портнягин.

— А дальше-то? — огрызнулся колдун. — «Так и хочется руки сомкнуть над древесными бёдрами ив…» Это уж не к сердцу, это к чему другому. Ежели по науке: дендрофил, выходит…

Раз и навсегда нацепив личину полуграмотной запойной деревенщины, Ефрем Нехорошев тем не менее подчас забывался и заставал собеседника врасплох неслыханным заморским словцом. А Глебу, между прочим, за малейшую иностранщину чертей выписывал.

— Слышь… — решился он наконец. — Ты этого болезного поди всё-таки верни. Куколку потом долепишь. А то нехорошо выгонять-то…

Портнягин выглянул в окно. Узкая понурая спина обманутого Родиной клиента обнаружилась почти у самой арки. Ученик чародея легко вскочил на хлипкий подоконник и, отворив форточку, гаркнул.

— Идёт, — сообщил он пару секунд спустя, с той же лёгкостью спрыгивая на пол.

Можно было, конечно, сколдовать «зазыв», то есть упереться раскинутыми руками в косяки входной двери и пробормотать простенький приманивающий заговор, но, во-первых, срабатывает это не сразу, во-вторых, далеко не всегда получается.

— А что? — с весёлым вызовом сказал юноша. — Возьми да приворожи! Глядишь, Президентом станет…

— Нашим? — язвительно переспросил ядовитый старикашка. — Не уверен. Шут его знает, что у него там за страна сфотографирована и откуда он родом вообще! Больно морда не здешняя. Присушишь к нему ненароком какой-нибудь Израиль… или Татарстан… Отвечай потом… на международном уровне!

— А! Так, значит, присушить всё-таки можно?

— Ох, не ведаю, Глебушка, не пробовал. Политики не люблю. С ней ведь, с политикой, только свяжись… не развяжешься…

— Да-а… — покручивая головой, протянул Портнягин. — А я, главное, слушаю — удивляюсь: где это он такую бабу позорную откопал? А он — вон чего…

В прихожей нежно заныла с опаской приотворяемая входная дверь, и слегка задыхающийся голос вернувшегося Митрича (лестницу он, надо полагать, одолевал бегом) спросил не без робости:

— Можно?

— Проходи, садись… — насупив кудлатые брови, отрывисто велел колдун. И, выждав, пока патриот-рогоносец примет в облезлом гостевом кресле исполненную почтения позу, прямо приступил к делу: — Может, не будем державу трогать, а? Тебе чего по жизни-то надо? Деньжонок там, льготишку какую-никакую… чтобы квартиру за долги не отобрали… Что ещё?

— Н-ничего…

Чародей бросил сердитый взгляд на откровенно скалящегося Глеба — и тот счёл за лучшее снова убраться за стол, где взял уже готовую куколку и, осмотрев для виду, решил, что и так сойдёт.

— Ну давай я тебе амулетишко на удачу вырежу, — чуть ли не заискивающе предложил гостю Ефрем.

Тот усомнился, отупел лицом:

— Э-э… талисман?

— Нет. Талисман — это так, пустышка. Носишь его при себе и веришь, будто помогает. А вот амулет — это, брат, штука серьёзная, умственная… Его ещё не всякий мастер изготовит. Амулет тебе и удары судьбы смягчит, и от злых людей обережёт…

Митрич колебался. Глядя со стороны, можно было подумать, что ему предлагают уступить право первородства за чечевичную похлёбку. Затем крысиное личико отвердело, преобразилось, стало едва ли не вдохновенным. С такими лицами восходят на эшафот. Во имя идеи.

— Нет! — выдохнул он, преодолев соблазн до конца. — Дело принципа, понимаете? Тут же не в личной удаче вопрос… Это моя держава! Я её люблю! Бескорыстно, учтите! Но почему безответно? Должна же быть какая-то справедливость…

Ефрем Нехорошев зарычал, вскочил с табурета и, запахнув халат, заходил из угла в угол, провожаемый боязливым взглядом клиента.

— Эх!.. — с досадой вскричал колдун, резко поворачиваясь к креслу. — Голова твоя два уха! Любит он бескорыстно! Потому вы так, дурики, и зовётесь: лю-би-те-ли! Ты в котором веке живёшь? В двадцатом или в двадцать первом? Сейчас век профессионалов! Во всём! От веры до патриотизма… Знаешь хоть, чем профессионал от дилетанта отличается? Нет? Да тем, что ничего бесплатно не делает! Уразумел?..