Стельман что-то заговорила, но я снова выпала из реальности, в моей гудящей голове её голос звучал бессмысленным бормотанием. Позвоночник чувствовался тонкой сухой палкой, вшитой под кожу — одно движение, и треснет пополам. Болела переносица, болели глаза. Я мечтала выйти из здания и вдохнуть свежего токсичного воздуха, лишь бы больше не сидеть перед монитором.

— А вы что скажете, инспектор Белл?

Услышав свою фамилию, я вздрогнула. Меня словно разбудили хорошей пощёчиной. Что они от меня ждут? Я половину слов пропускала мимо ушей.

— Мы будем действовать согласно протокола. На третьи сутки выйдет тяжёлая техника, на десятые — дезинфекторы. Будем работать, пока хватит состава, — Дэмиан подхватил разговор, спасая меня от провала. Странно, но вместо благодарности я ощутила раздражение. Он, как локатор, улавливал всё, кроме перемены в моих чувствах. Да, и пошёл он. Да пошло оно всё.

— Мы пришлём вертолёт с двумя тоннами концентрата к четвергу, — пообещала Стельман.

— Только сами не высовывайтесь, — до этого тактично молчавший Иен подал, наконец, голос. — Вами я жертвовать не могу. Ты поняла, Белл? — он согнулся над экраном, чтобы я отчётливее видела его хмурый взгляд. Будто бы я только и ждала, чтобы вылезти из укрытия и собственноручно начать чистить стёкла снаружи. А я даже со стула не могу встать.

— Да, сэр, — отчеканила я.

— Ладно, пора сворачиваться. Дела не ждут, — произнёс Эшер, и за одно только это я была готова простить ему старые обиды.

Связь, наконец, оборвалась, на потемневшем экране я увидела своё бледное, схуднувшее лицо: тёмные провалы скул, дыры вместо глаз, всклокоченные, грязные волосы. Страшно хотелось есть. Страшно болела спина. Я страшно ненавидела себя и всё вокруг. Я с силой отжала кнопку связи, чуть не продавила монитор — синий мельтешивший перед глазами полукруг начал меня раздражать.

— Флоренс, ты в порядке?

— Да в порядке я!

В порядке, в порядке, в порядке — он заряжал этой фразой мне в мозг словно автоматной очередью уже вторые сутки. Я не сдержалась, накричала, потому что Дэмиан влез со своей заботой как раз тогда, когда я, преодолевая боль, пыталась размяться и встать. И нет, мне не стало стыдно. Мне хотелось орать ещё и ещё. Хотелось швырнуть в эту невозмутимую статую что-нибудь потяжелее. Похоже, ему нравилось то, как я раньше избегала его общества и одним движением бровей посылала подальше, так пусть снова наслаждается, мне не жалко, у меня этого дерьма навалом.

С грохотом задвинув за собой кресло, я вышла из кабинета, игнорируя его внимательный и хмурый взгляд. Он так и остался стоять истуканом с руками, сложенными на груди — я видела его силуэт через матовое стекло перегородки. Да и пошёл он. Ещё раз.

Меня выбешивало стойкое ощущение собственной грязности: подмышками чесалось, давно не мытые волосы наощупь были маслянистыми и стали будто бы тоньше, в паху горело от долгого сидения, от врезавшихся швов… Мне немедленно хотелось в душ, и пропади пропадом щиты, бочки с дезинфекцией и весь этот чёртов океан. И то, что люди снова начнут дохнуть, как мухи. Я не открывала сводки из госпиталя, а за прошедшие пять часов ситуация явно поменялась. Подходя по коридору на склад за сменой одежды, я заметила, что вдалеке чадило — крематорий разогнал печь… Катись оно всё!

В душе я долго тёрла себя одноразовой поролоновой губкой. До красноты. Кое-где даже ссадила кожу. Вода остудила мою злобу, но раздражение осталось перманентным. Прикрыв глаза, я попыталась представить что-то приятное, умиротворяющее. Дотронулась до себя, надеясь, что хотя бы так мне удастся расслабиться и скинуть напряжение. Ни черта не вышло. Я была не дома, не в безопасности. Казённая обстановка действовала угнетающе. Мне казалось, на меня смотрят. Мне мерещились глазки камер, хотя в душевых их точно не было. Напряжение было настолько сильным, что меня будто бы парализовало ниже пояса — тело никак не реагировало, хуже того, в сознании то и дело вспыхивал образ Браунинга: силуэт за матовой перегородкой, а это уже ни в какие ворота. Из нужного состояния меня раз за разом выбивало волной стыда. Раздражение стало лишь сильнее. Я выбросила губку в шредер, вышла в отсек обсушки. В душевой камере автоматически запустилась дезинфекция. Мне хотелось продезинфицировать собственный череп изнутри.

Рукава и штанины комбинезона пришлось подвернуть — достался же мне такой маленький рост! Подсушенные волосы я стянула в худой конский хвост. Консервы из пайка я съела прямо на складе пластиковой вилкой, загрызла безвкусным хлебцем из отрубей. Так бы и осталась сидеть здесь — Браунинг же до черта умный, справится и без меня — но в наверху осталась кофемашина, а кофе был необходим мне, как чистый воздух.

— Тебе рассказать по сводкам? — когда я вошла в кабинет, он смотрел прошлогодний баскетбольный матч, на втором мониторе у него высвечивалась аналитика по заражениям: подсчёт, прогнозы.

Он взглянул на меня с надеждой и тревогой, словно пытался считать настроение с моего лица. Я зрительный контакт не поддержала. Мне не хотелось на него смотреть. И разговаривать тоже.

Мне стало безразлично. Именно под безразличие я обыкновенно засовывала злость и обиду, а в целом, всё острые негативные эмоции, не позволяя себе их проживать. Я спасалась этим, когда пыталась избавиться от призраков своей семейной катастрофы, а потом Нэлл — позже и Дэмиан — пытались снова научить меня чувствовать. Я и забыла, как это трудно. Забивая на боль, перестаешь чувствовать и радость.

Чувствовать — трудно! Порой эмоции практически невозможно выдерживать. Именно поэтому люди с острой, тонкой, оголённой, как провод, психикой порой сходят с ума и себя убивают. Мне повезло, мои механизмы защиты работали, как надо — я снова просто «отключилась».

— Сама посмотрю, — отмахнулась я. Чуть менее зло, но всё так же холодно. Дэмиан молча уткнулся в монитор. По экрану бегали «Хантерс» в жёлтой форме. А ведь неплохая идея! Спорт помогает переключиться. Разгоняет застоявшуюся в теле энергию, направляет злость и напряжение в нужное русло. Ближе к вечеру, расквитавшись с делами, я уже яростно лупила грушу в спортзале.

— Флор. — Он достал меня и здесь. Назвал коротким именем, словно пытался втереться в доверие. Я зарядила ему мысленный апперкот в челюсть. Пострадал, конечно же, снаряд — груша покачнулась, жалобно завыло давно не смазанное крепление. — Я тут вскрытый виски нашёл у Максвелла в шкафу. Как бы не пропало добро…

Я обернулась. Дэмиан стоял, подпирая плечом дверной косяк. Высоченный, как фонарный столб. Он улыбался, но взгляд его был тревожным, суровым и внимательным. Он всё понимал. Но не знал, с какой стороны подступиться. Но мне было плевать. Плевать?

— Предлагаешь напиться? — скептично хмыкнула я.

— Предлагаю напиться, — утвердил он, не сводя с меня пристального взгляда.

Я успокоила грушу. Задумалась. Поняла, что ничего, собственно, не теряю.

— Хорошее предложение, — хмыкнула я и стянула перчатки.

Ярость поутихла, но отголоски её ещё клокотали где-то под грудью. Раньше пара крышечек виски в кофе здорово спасали от уныния. Но тогда я пила в одиночестве, и Нэлл делала озабоченное лицо, когда я ей об этом говорила — опасалась, что начну лечить одну зависимость другой. Но, если выпивать в компании, это ведь не считается?