Он с наслаждением вдыхал фимиам, который они ему курили, и отвечал им со всевозможной учтивостью. Но при этом не спешил завязывать со своими корреспондентками личные знакомства из опасения встретить какую-нибудь сумасбродку или вздорную особу, — как, на беду свою, он познакомился с госпожой де Кастри.

28 февраля 1832 года он получил письмо от одной своей почитательницы из Одессы, что само по себе польстило его самолюбию: стало быть, его знают уже на северном побережье Чёрного моря! Корреспондентка, выразившая ему знаки истинного почитания, подписалась романтически: Иностранка. Это письмо остановило его внимание…

1834 год тоже был у него урожайным, причём на сочинения разного рода. В «Серафите» он пошёл на поводу у своего демона философии и спиритуализма. Бальзак был убеждён, что его творчество должно затронуть всё, создаваемая им картина всё в себя вобрать, отразив самую приземлённую действительность, но и проникнув в мир невидимого. Существо, именем которого названа книга, — двойственной природы, андрогин, полумужчина, полуженщина. В мужском обличье (Серафитус) оно очаровывает юную дочь пастора Минну, тогда как в женском воплощении увлекает возлюбленного Минны Вильфрида. Но Серафитус-Серафита, утолив зов плоти, оттолкнёт обоих. Он соблазняет людей ради того, чтобы они поняли ограниченность земной жизни, собственное несовершенство и устремились к миру потустороннему.

Место действия — Норвегия. Кругом снег и ели. Читатели не были в восторге от этого опуса романиста. Спиритуализм Бальзака обернулся смутным, маловыразительным символизмом. Сам же автор был убеждён, что это самая важная из его книг. По крайней мере. В этом он уверял Еву Ганскую, которой посвятил «Серафиту». Но не будем забегать вперёд…

В трилогии «История тринадцати» сказалось ещё одно из его увлечений — обострённый интерес к тайным обществам. Не раз отмечалось, что в своих представлениях о жизни социума Бальзак всегда отводил место неким тайным силам, действие которых иногда имеет более серьёзные последствия, чем результаты видимых акций и событий. Его стремлению к успеху и доминированию импонировала идея солидарного обретения влияния и власти. Отец Бальзака был масоном. Позднее сам он с несколькими друзьями основал тайный клуб «Красный конь» с целью в короткое время обеспечить его членам безраздельную гегемонию в прессе и литературном мире. Похоже, что в такую возможность верил только он один, да и то совсем недолго.

Малоэффективная на практике, идея эта совсем иначе реализовалась в романе. Там заговорщики вырабатывают свою стратегию власти, устраивают банкротства, создают и губят репутации. А при этом всего лишь занимаются кое-какими женскими историями. Триптих «История тринадцати» интересен другим — фигурой де Марсе, чудовищного честолюбца, архивоплощения человека власти в «Человеческой комедии», непроницаемого циника, который будет появляться и в других романах. Эта фигура маячит вдали, на заднем плане, где угадываются сумрачные кулисы. В сущности, происки тринадцати удаются им потому, что про них не многое известно… Создав позднее образ Вотрена, Бальзак вновь обратился к теме тайной власти, которая, впрочем, привлекала и других романистов его времени. Эдмон Дантес, превратившийся в графа Монте-Кристо, и бывший каторжник Жан Вальжан в облике солидного добряка господина Мадлена в некотором смысле — родные братья Вотрена. Таким образом, «История тринадцати» сыграла роль одной из точек притяжения, присущих бальзаковскому миру.

«Златоглазка» (третья часть трилогии после «Феррагуса» и «Герцогини де Ланже») раскрывает ещё одну черту романиста: его интерес к разнообразным, порою самым таинственным формам сексуальности и эротики. Любовник куртизанки по имени Пакита Анри де Марсе замечает, что эта соблазнительная девица обманывает его с маркизой де Сан-Реаль, порочным созданием, будто сошедшим со страниц книги Лакло. Затем Марсе узнаёт, что эта самая маркиза — его сводная сестра. Пакита же, будучи любовницей обоих, в каком-то смысле верна одной крови или влюблена как бы в одно существо, но в двух воплощениях.

В это же время им была написана такая сильная вещь, как «Поиски абсолюта». Мотив навязчивой идеи, всесильной и разрушительной мании, прозвучавший ранее прозаическим примером папаши Гранде, здесь даёт о себе знать уже в судьбе личности с научным складом ума. Главный герой повести Валтасар Клаас, прототипом которого автору послужил Бернар Палисси[2] (мастер-керамист XVI века), мечтает открыть субстанцию, которая присутствует во всех веществах растительного и животного миров. Ради этого открытия он жертвует всем, что у него есть, разоряет собственную семью и, уже умирая, восклицает: «Эврика!» Клааса можно считать собратом двух погубивших себя художников: живописца Френхофера, персонажа повести «Неведомый шедевр», вечно недовольного собой искателя идеальной красоты, на картине которого в конце концов осталось лишь бесформенное месиво красок, где проступало изображение ноги, и Гамбара, музыканта из романа с одноимённым названием, который вознамерился открыть универсальные законы гармонии. Эти персонажи проявляют энергию и волю до такой степени накала и сублимации, что погибают от этого.

Дано ли человеку предвидеть свою судьбу? Создаётся ощущение, что Бальзак описывал этих несчастных, опустошённых слишком мощной идеей, с исступлением, в котором таился страх. Во всяком случае, об этом заставляет думать сравнение их с судьбой самого Бальзака, раздавленного у подножия своего незаконченного творения, которое отняло у него все силы… И как не заметить, что некоторые из букв, составляющие имя Бальзака, присутствуют в написании имени Валтасара Клааса.

Здесь мы вновь видим в Бальзаке романиста-романтика, влюблённого в тайну во всех её проявлениях, исходит ли она из невидимых миров, от человеческих происков или же от безумия, порождённого мечтой о каком-то абсолюте.

Но тут же появляется другой Бальзак — писатель, рисующий мир таким, какой он есть, открывающий нам изнанку видимого, когда он уже не ищет её в самой заурядной действительности. В 1834 году появился ещё один его шедевр — «Отец Горио».

Папаша Горио. Иллюстрация О. Домье к роману «Отец Горио»

* * *

Надо ли напоминать читателю сюжет и персонажей этого романа, одного из самых мощных и сумрачных его произведений? Неприятный и тоскливый пансион Воке на холме Святой Женевьевы. Растиньяк, новичок в Париже, молодой человек из разорившихся провинциальных дворян. Полулегальное существование и козни Вотрена, проявляющего к Растиньяку интерес по мотивам, в которых не принято сознаваться. И старик Горио, разбогатевший вермишелыцик, согласный терпеть лишения и одиночество исключительно ради двух своих дочерей-чудовищ. Словом, прямая противоположность папаши Гранде. Его жалкая, пугающая смерть, которая навсегда избавляет Растиньяка от всяких иллюзий.