«Какая разница? От некоторых у меня дети. Сам видишь».

Он вспомнил нежную Мутти и ее зелененькие глаза. Как отлив изумруда. Ах, нежная Мутти, ты умерла бы от грязи и унижения, но задушила бы уродцев, прячущихся в углах темной комнаты.

«Рожать уродов – преступление», – напомнил он.

«Так думают в Экополисе, – хрипло рассмеялась Гайя. Она была рыхлая, от красоты ничего не осталось, вульгарный налет лежал на всем, что она говорила. – На Территориях все по-другому. Здесь выживают немногие. Здесь надо рожать и рожать. Генетическая катастрофа изменила все нормальные соотношения. Избыток – вот наша норма, иначе мы все исчезнем. Я рожаю уродов, ты прав. Но они – мои дети. Маленькие жалкие уроды. Хочешь, покажу их? – взглянула она на Гая с какой-то странной надеждой. – Ты их полюбишь. Они твои племянники».

«Не надо, не показывай, – сказал он быстро. – Они уроды. Тебя заставили их родить. Заставили против твоей воли. По законам Есен-Гу они не могут считаться твоими детьми. Они даже появиться в Экополисе не могут. Идем со мной. Я ухожу из Терезина. Мы обязательно доберемся до Языков».

«А потом?»

«Вернемся в Экополис».

«А потом?»

«Потребуем реабилитации».

«А мои дети?»

«У тебя нет детей!»

«Неправда. Они есть, – ответила Гайя хрипло. – И это мои дети. И никто не отнимет их у меня. Даже ты. Я всегда буду их защищать. Даже если они законченные уроды, я все равно буду их защищать. От тебя тоже».

Она вдруг успокоилась:

«Видишь, какая я грязная? Не знаю, как ты попал в Терезин, может, правда из Экополиса, но ты выглядишь еще хуже, чем я. И еще у меня есть мои дети, а у тебя никого нет. Да, меня возят по ночам к уродам и я учу их живому сексу. У меня это получается, правда? – презрительно прищурилась она. – Ты ведь это почувствовал? – она легонько провела рукой по рубцам, обезобразившим его лицо. Рука показалась ему тяжелой, а кожа была шершавая и пахла мылом. – Зато потом я возвращаюсь к своим детям и никому не позволяю их обижать».

«Они скоро умрут. Ты разве не понимаешь?»

«Мы все умрем. По другому не бывает. – Гайя махнула рукой и детские глаза в темноте послушно погасли. – Но это мои дети, Гай, скотина. Старшего я понесла от офицера охраны, который в течение месяца насиловал меня Почти каждый день в каком-то грязном закутке. Там кругом бегали пауки. Я тогда еще помнила Экополис, но сказала себе: Гайя, ты уже не сможешь вернуться, поэтому попытайся стать частью этого ужасного мира. Он ужасен, но и в нем тоже найдутся люди, достойные любви. Да, я спала со многими, Гай. Иначе быть не могло. У меня крепкое здоровье, а здесь это ценят. Видишь, даже дети пока живы. Смотри».

Она за руку втянула его в комнату.

Когда дверь распахнулась, тусклый свет упал на прячущихся по углам детей. Светились, оказывается, не глаза, а какие-то гнилушки, которыми они играли.

Темные мордочки.

Поднятые к глазам кулачки.

Настоящие уроды. Алди почувствовал омерзение.

Племянники и племянницы. Алди переполняла ненависть. Что там говорил этот Герой Территорий? «В Остальном мире человеческая жизнь вообще не имеет никакой цены… Одна чудовищная безликая масса…» Да, что-то такое. И еще он врал. «Я немало времени провел на Территориях, но вашу сестру не встречал…» Урод.

«Иди за мной», – позвала Гайя.

Она не хотела, чтобы их видели вместе.

В полном молчании они миновали рощицу больных тополей.

За мохнатыми растрепанными тополями открылось ужасное свинцовое пространство. Заиленный берег, низкое серое небо, ничем не украшенное, вода, плотная, как желе. Иногда вода вздрагивала, по поверхности бежали медленные круги, но ни одно живое существо не пыталось глотнуть воздух.

«Иди по берегу, никто тебя не остановит, – хрипло объяснила Гайя. – Никого тут нет, только мертвые. Еще мои дети топчут песок, но их уродами никто не считает. Если доберешься до Экополиса, расскажи про этот пейзаж, пусть ужаснутся. Расскажи про моих детей. Нежной Мутти. Она, наверное, рожает без перерывов. У нее, наверное, здоровые дети, – Гайя заплакала, растирая слезы по бледному некрасивому лицу. – И уходи! Ни слова больше, Гай. Мне не интересно, что ты думаешь обо всем этом! Дети вырастут – разберутся. Если будешь идти берегом, к вечеру окажешься за постами. А там, если тебя не застрелят, попадешь в зону Порядка. Дня через три, – уточнила она. – Если все еще будешь жив, смени одежду. Трупов везде много, но снимай одежду только с тех, которые мумифицировались. Смело стучись в дома. Тебя не везде накормят, но всегда выслушают. Скажи, что знаешь женщину Героя Территорий. Иногда это помогает. Если проявишь необходимое терпение, рано или поздно тебя, может, устроят поставщиком лука. Или поставят на работы в лесу. А когда ты получишь право на свою порцию Языка, может, доберешься и до Станции».

«Уйдем вместе!»

Гайя хрипло засмеялась.

Алди не знал, что еще можно сказать.

Он был потерян. Он чувствовал, что еще одна его жизнь безвозвратно умерла. Космонавт, никогда не выходивший на орбиту… Дежурный администратор Линейных заводов… Биоэтик… Урод… Не оглядываясь, он пошел по берегу, проваливаясь по щиколотку в заиленный песок.

«Гай!»

Он обернулся.

«Ты уже пробовал Язык?»

«Хочешь спросить, похож ли он вкусом на банан?»

«Значит, не пробовал, – пробормотала Гайя. – Если сможешь, и впредь воздержись от этого».

В зоне Порядка навстречу Алди выехал на серой лошади офицер Стуун.

Кривые ноги, острые глаза, лицо пятнистое от излеченного тишая, волосы на голове лихо отступили к затылку, полсотни сердитых всадников за спиной. Скрипели портупеи, седла, лошади ржали. Офицер Стуун обрадовался:

«Руки вверх! Мордой в землю!»

Пришлось упасть, потянуть ноздрями запах грязи.

В зоне Порядка пахло совсем не так, как на берегу мертвого озера.

Грибами, сыростью, пометом лошадей пахло. Живым веществом. Истоптанным вдоль и поперек пространством. Над крутыми оврагами поднимались столбы веселого дыма. Через зону Порядка колонны к Языкам шли организованно, биваки разбивали в определенных местах. Офицер Стуун по привычке сразу начал отделять правду от вымысла. Первые вопросы задал, даже не поднимая Алди с земли. Правда, Мохова не позвал. Может, убили Мохова, с надеждой подумал Алди. Или он заболел и умер. Этим ведь страдают и убийцы. Чудовищная масса людей, миллиарды и миллиарды грешных и скверных душ крутятся вокруг Языков вовсе не затем, чтобы делать добро. Большинство вообще ничего не успевает сделать, не оставляет никакого следа. Алди чувствовал настоящее отчаяние. Ему хотелось помочь офицеру Стууну, но он не понимал, чего от него хотят.