Зацепившись непослушными пальцами за край бетонной плиты, Артем, подхваченный сразу несколькими парами рук, подтянулся до уровня груди и тяжело вскарабкался на набережную. На твердый, спасительный асфальт. Да так и остался лежать, тяжело дыша и глядя в небо.

– Как вы себя чувствуете? Помощь нужна? Я медсестра. – Какая-то женщина лет пятидесяти, в очках, присела рядом с Греком на корточки. – У вас сильная ссадина на виске. И шишка… Возможно, сотрясение мозга. Не тошнит?!

– Все в порядке, – попытался через силу улыбнуться Артем. – Я просто отдыхаю.

– Скоро приедет служба спасения, а там есть врач. Ее уже вызвали, – сообщила она, торопливо промокая лицо Грека чистой, приятно пахнущей духами бумажной салфеткой. И добавила: – И милицию – тоже.

В голове Артема что-то неслышно щелкнуло. Он вдруг вспомнил, кто он и где. И какие, открытые всем окружающим зевакам, недвусмысленные украшения сейчас находятся на его запястьях. Стиснув зубы, Грек под изумленным взором заботливой дамочки приподнялся на локте, а затем – и в полный рост. Схватившись за ограждение набережной, прислушался к ощущениям организма. Если не считать ссадины на роже, легкой тошноты и слабости во всем теле, он был в полном порядке. Ноги держали. Голова соображала. Правда, заметно пошатывало, но это ерунда. Пройдет.

Выбор, как поступить, был небогатым. Или дождаться скорого – с минуты на минуту – приезда ментов и добровольно сдаться, тем самым доставив подонку Киржачу ни с чем не сравнимое «чувство глубокого удовлетворения», после чего добровольно отправиться в ИВС и, далее, в тюрьму. Где его уже ждали с распростертыми объятиями гоблины в вертухайских мундирах и приличный срок за кражу кошелька и хранение наркотиков.

Или немедленно бежать, куда глаза глядят. Главное, как можно дальше от этого проклятого места. Босиком, в одних носках, совершенно мокрым, без часов, денег и документов. С огромным шансом получить воспаление легких и попасться на глаза вездесущим сотрудникам ППС. А уж эти ухари… В общем, смотри пункт первый, плюс – отбитые почки и, вполне вероятно, дополнительный срок за попытку побега из-под стражи. Хотя, тут же напряг память Артем, до официального предъявления обвинения он – лицо без процессуального статуса. Следовательно, накрутить ему за побег не получится. Нет юридических оснований.

Какая ерунда! О чем он думает?! Какое, к чертям собачьим, воспаление легких?! И того, что ему «светит» в результате подставы в аэропорту, с лихвой хватит, чтобы поставить на жизни и здоровье большой жирный крест. Линять надо, пока не повязали. В Питер звонить, Максу Лакину. А не пасьянс в мозгах раскладывать!!!

Кто-то тронул Грека за плечо. Артем обернулся. Перед ним стоял тот самый небритый мужик в белой рубашке, который, единственный из десятков зевак, рискнул броситься на помощь утонувшим ментам. А кто может так поступить? Только такой же мент. Все. Приплыли. Сейчас ткнет под нос ксиву или ствол и скажет, ехидно так, как копы в голливудском кино: «Руки в гору, чувак. И не дергайся. Иначе живо схлопочешь пулю».

Однако небритый и мокрый тип сначала покосился на разорванные наручники Грека, затем оглянулся на припаркованный рядом огромный черный джип марки GMC. Повернулся, подобрал свои модные пиджак и ботинки и быстрым шагом направился к машине.

Медлить было нельзя. Это был шанс! Грек замешкался лишь на секунду. В последний раз оглянулся на то место, где под черной вонючей водой Москвы-реки лежал едва не ставший для него могилой старый милицейский «луноход». После чего быстро двинулся вслед за мужиком в белой рубашке.

Грек молча сел на мягкое кожаное сиденье рядом с водителем и захлопнул дверь. Под капотом внедорожника взревел мощный турбодизель, зажглись яркие ксеноновые фары, и машина с прокрутами рванула вперед. И, как оказалось, вовремя. В зеркале заднего вида уже виднелись красно-синие блики разрывающего ночь стробоскопа, ярко мерцающего на крыше несущейся к месту трагедии милицейской машины.

– Гарри, – не отрывая взгляда от бегущей под колеса джипа серой дорожной ленты, протянул раскрытую ладонь незнакомец.

– Я Артем, – стиснул широкую горячую длань Грек. – Спасибо.

– Ерунда, братан, – равнодушно дернул щекой небритый. – Как здоровьичко? Крепко приложился?

– Голова кругом, мутит. В остальном терпимо… Куда мы едем? – Артем огляделся на мелькающие за покрытыми каплями дождя тонированными стеклами «американца» незнакомые и почти пустынные в этот час кварталы старой Москвы.

– А тебе не все ли равно? – улыбнувшись самым краем рта, спросил Гарри и бросил на Грека оценивающий, вполне доброжелательный взгляд. – Или торопишься куда-то? Например, в гости к мусорам?

– Нет уж, – фыркнул в ответ Артем. – Сейчас для меня главное – просто свалить как можно дальше от набережной. Скажи, Гарри… – выдержав паузу, он внимательно посмотрел на своего добровольного спасителя, уверенно управляющего огромным, габаритами не уступающим легкому танку, автомобилем. – Зачем ты в воду полез? Только не говори, что жара замучила.

– Ты чем-то недоволен, братан? – в голосе небритого явственно послышался металл. – Не понимаю…

– Не обо мне речь, – примирительно парировал Артем. – Ты ведь не мент, это и ежу ясно. И наверняка видел, что с набережной кульнул именно милицейский «луноход». И все-таки, не задумываясь, бросился спасать тех, кто там находился. Единственный из всей толпы. А потом сам предложил линять от мусоров… – Артем пожал плечами и выжидательно затих.

Мужчина долго молчал, затем не спеша закурил сигарету. Протянул Артему открытую пачку. Подождал, пока сверкающий порванными браслетами арестант закурит, и тихо сказал:

– Пять лет назад, зимой, у меня на глазах утонул мой сын. Ему было три года. Мы с братвой поехали тогда на дачу одного пацана, день рождения справлять. Развалюха деревенская почти на берегу Оки стояла, в трех шагах. В феврале лед там как минимум полуметровый, так что никто даже не дернулся, когда Никитка решил до речки пройтись, на рыбаков с берега посмотреть. Мы все рядом были, шашлыки во дворе жарили. Бухие в хлам, еще после вчерашнего… Но я все время за сыном поглядывал, на лед заходить не давал. Отвлекся всего лишь на минуту, отлить за угол сарая сходил. – Волевое, скуластое, поросшее жесткой черной щетиной лицо Гарри передернуло судорогой. – Вернулся – а Никитки уже нет. Бросился к реке. А там, оказывается, совсем рядом с берегом полынья незамерзающая. Лед, даже если и становится в сильные морозы, то тонкий, как бумага. Сверху – снегом припорошило. Донный родник… И глубина – полтора метра. С течением… Тело так и не нашли… Жена, когда узнала, что Никитка утонул, крышей тронулась. Вены себе зубами вскрыла. Два раза вешаться пыталась, вовремя из петли вытаскивали. Пять лет в дурке, безвылазно… Вот такие дела, земляк. – Гарри нервно затянулся дымом, выдохнул и раздавил окурок в пепельнице с таким видом, будто это была живая гадюка. – Я с того самого дня даже капли пива в рот не беру. С женой через год, когда стало ясно, что ей уже не выкарабкаться, официально развелся, нашел другую. Сейчас у нас две дочки. Третий, лепилы уже точно сказали, – сын, где-то через месяц должен родиться. Обязательно Никитой назовем. Как брата.