В первых числах марта правительство Финляндии само обратилось к Советскому правительству с просьбой о мире. И хотя СССР имел полную возможность занять своими войсками всю Финляндию, Сталин ограничился минимальными требованиями, необходимыми для обеспечения безопасности северо-западных границ. У западных лидеров, признавших после Советско-финской войны умеренность СССР в территориальных притязаниях к другим странам, рассеялись опасения по отношению к Сталину.

Мир, подписанный в Москве 12 марта, отодвигал границу на Карельском перешейке на 150 км от Ленинграда. СССР была передана часть территории на полуостровах Средний и Рыбачий и предоставлен в аренду на 30 лет полуостров Ханко. СССР обязывался вывести свои войска из района Петсамо.[103]

Победа над Финляндией была достигнута большой ценой. Наши потери убитыми, умершими, пропавшими без вести составили 126 875 человек Из них убитых — 65 384 человек Потери финских войск убитыми — 48,3 тыс. человек.

Но подлинный ущерб Советскому Союзу принесло падение престижа Красной Армии как военной силы. Военные ведомства в Лондоне, Париже и Вашингтоне списали Советскую Россию как военную державу. Правительства Англии и Франции, анализируя итоги Советско-финской войны, сделали вывод, что их опора на Восточный фронт не имеет перспективы, и они стали избегать сотрудничества с Советским Союзом, и одновременно подталкивать Гитлера к разгрому слабого противника.

Война советскими генералами велась бездарно, на основе опыта Первой мировой войны, тактика и оперативное искусство которой устарели. Выстроенную оборону финской армии командующие армиями и командиры корпусов и дивизий пытались прорвать одной пехотой, плохо поддержанной артиллерией и танками и еще хуже авиацией. Пехота, артиллерия, танки, авиация действовали в той войне не как одно целое, а разрозненно, и эта болезнь была присуща Красной Армии и в начале Великой Отечественной войны.

Все что применил германский вермахт в войне с Польшей: массированное применение танков и массированное применение авиации, действовавших как единое целое — осталось для советских генералов незамеченным. Повсеместно шла недооценка артиллерии, а если она и применялась, то большей частью для поражения наземных целей в глубине обороны противника, а не для непосредственной поддержки атакующей пехоты. Боялись поразить свою пехоту, а то, что она массово гибла при прорыве оборонительных позиций — списывали на врага. Авиация не училась работать в интересах ближнего боя, и ее роль была принижена и оторвана от боевых действий сухопутных войск Управление войсками и материально-техническое обеспечение войск находилось на уровне гражданской войны, и должных выводов народный комиссариат обороны до нападения фашистской Германии на Советский Союз так и не сделал.

После плохо проведенной Советско-финской войны наркомат обороны Красной Армии медлил с изучением боевого опыта и совершенно не занимался устранением ошибок при использования различных родов войск и специальных войск в бою и операции, наивно полагая, что война уже многому научила командный состав. А вот в Германии для войск вермахта был подготовлен обзор под названием «Из опыта Русско-финской войны», который, по указанию главнокомандующего сухопутными войсками, осенью 1940 года был направлен во все нижестоящие штабы вплоть до дивизии. В обзоре обобщалась тактика советских войск в наступлении и обороне, приводились конкретные примеры их действий, давалась им оценка. В частности, обращалось внимание на умение советских военнослужащих быстро и основательно окапываться, а также на то, что после этого их трудно было выбить с занятых позиций. Сообщалось, что финны поэтому контратаковали остановившегося противника сразу, не давая ему закрепиться, что обычно приносило им успех В отчете подчеркивалось упорство советских войск в обороне, но одновременно отмечалась ее небольшая глубина, неумелое использование местности, плохая маскировка. Указывалось на однообразие и большую длительность советской артиллерийской подготовки. Это позволяло финнам уходить из под обстрела, а затем возвращаться на старые позиции в полной готовности к отражению атаки. Отмечались также многие недостатки в организации советским командованием наступления: плохая разведка, демаскирующий шум танков в выжидательных районах, отсутствие четкого взаимодействия между сухопутными войсками и авиацией и т. д. Командование вермахта предполагало, что опыт Советско-финской войны с пользой будет применен при подготовке немецких войск к операции «Барбаросса».[104]

Пока шла Советско-финская война, Гитлер готовился к нападению на Францию, и чтобы исключить вмешательство Англии на континенте, он разрабатывал операции по захвату Дании, Голландии и Норвегии.

Норвегия и Дания принадлежали к тому типу государств, где нацистская пропаганда одерживала верх над национальной политикой, для которой вечными ценностями являются отстаивание суверенитета и независимости своей страны. В этих странах, в среде правящего класса и в политических партиях, шло сильное брожение, и многие влиятельные государственных чиновников стали или откровенными коллаборационистами, или их пособниками. Все они с вожделением ждали появления в своей стране сил вермахта, чтобы открыто возглавить движение в поддержку гитлеровской Германии на европейском континенте. Целью оккупации Дании и Норвегии стало стремление Гитлера к завоеванию морских и воздушных опорных пунктов для усиления позиций Германии в войне против Англии и Франции. Особое внимание отводилось завоеванию военно-морских баз этих государств. Их захват обеспечивал надежный выход немецкому флоту и подводным силам из узкой «немецкой бухты», а также свободный выход в Северную Атлантику и доставку шведской железной руды через Нарвик вдоль норвежского побережья в Германию[105]. Этих целей намечалось достичь внезапным нападением, без применения в широких масштабах военной силы и без боя, чтобы одновременно занять Данию и все норвежское побережье от Осло до Нарвика, упреждая возможное вмешательство англичан и французов. При этом было предусмотрено, что в Норвегии немцам могло быть оказано сильное сопротивление, и для ее завоевания были выделены достаточные силы вермахта. Оккупацию Дании предполагалось осуществить одновременно с оккупацией Норвегии, и, «по возможности, в согласии с датским правительством». После оккупации немецкие войска должны были взять на себя защиту датского нейтралитета.

Норвегия представлялась более сильным противником и большие трудности для немецкого командования представляла переброска за 2000 км немецких войск на важнейшие пункты укрепленного побережья Норвегии, труднодоступные в силу своих природных условий. Нельзя было не считаться с английским флотом, господствовавшим в Норвежском море.

Разработка плана захвата Дании и Норвегии сначала была возложена на Генеральный штаб, но там оказалось так много сомневающихся в успехе, что к ним примкнул и Кейтель. Гитлера осенила идея поручить разработку плана операции непосредственному ее исполнителю, генералу фон Фолькенхорсту, который быстро разработал смелую и рискованную операцию, отвечающую духу Гитлера и тот сразу назвал ее «самым дерзким мероприятием в истории»[106]. 1 апреля, в полдень, в имперской канцелярии в Берлине после короткого обсуждения плана операции с Герингом, Редером, Кейтелем и фон Фолькенхорстом Гитлер в качестве дня «Х» утвердил 9 апреля. Операция готовилась с величайшими предосторожностями и скрытностью, и относительно настоящих ее целей все участники были сознательно введены в заблуждение. Немцы спешили с ее проведением, так как им стало известно, что англичане и французы намерены в марте провести десантную операцию в Норвегии. Но Гитлеру неизвестно было высказывание У. Черчилля, сказанное им на заседании правительства, что «…мы больше выиграем, чем проиграем, от нападения Германии на Норвегию и Швецию»[107]. Глубокий и аналитический ум подсказывал Черчиллю, что чем больше Гитлер будет распылять силы, тем меньше у него будет шансов навязать Англии свою стратегию.